Гуго натянул поводья и почувствовал, как солнце припекает затылок. Ему не слишком нравилось спорить с собственным тестем, но он знал, что должен стоять на своем.
– Сир, вы захватили трофеи в морском сражении при Сэндвиче… Французские трофеи. Я знаю, чтó перевозилось на кораблях, которые достались вам.
– Смотрю, вы все подсчитали. – Тон тестя стал прохладным.
– Это часть моего вассального долга. Только глупец не знает, кто сколько стоит.
– Или сколько готов заплатить?
Гуго склонил голову:
– Вам нужно помнить о своих землях в Нормандии, и благосклонность французского короля исключительно важна для ваших планов. Вам не пойдет на пользу, если вы станете держать его сына в плену или артачиться.
Уильям оглядел Гуго сверху вниз.
– Вы сын своего отца, – заметил он. – Он хорошо вас обучил.
– Считаю это за комплимент, сир.
– Правильно считаете. Я глубоко уважаю Роджера Биго и его способности… не говоря уже о его лошадях. – Разрядив обстановку упоминанием коня, на котором он ехал, Маршал потрепал гнедого по шее и добавил: – Граф Честер никогда на это не согласится.
– Включить в договор – нет, но в качестве приватного соглашения… между людьми чести…
Уильям Маршал щелкнул языком своему скакуну и пришпорил его.
– Итак, это золотая кайма на пресловутом плаще Людовика, а меня он оставит прозябать в нищете. Не скрываются ли в подкладке еще какие-нибудь требования?
– Нет, сир, лишь те, что я упомянул. Мой господин желает покинуть Англию. Его удерживают здесь лишь гордость и долг. Если их удастся удовлетворить, он вернется домой и мы все сможем заняться возрождением нашей страны. Как только я буду освобожден от клятвы Людовику, я стану служить молодому королю… и регенту… по мере своих сил. Даю слово чести.
– Итак, цена мира – плащ, десять тысяч марок и хартия вольностей, которая объединит обе стороны… А если мы не придем к соглашению, начнется новая партия в шахматы.
– Да, сир. Партия, в которой никто не победит.
Его тесть выглядел задумчивым. Некоторое время они ехали в молчании под первыми листьями, осыпавшимися с ясеней. Маршал вновь придержал коня, когда они завернули к реке. Ниже по течению Гуго различил пристань графа и барку, которую к ней тянули и которая доставит их в Лондон следующим утром.
Уильям Маршал смотрел на воду и не двигался. Гуго сидел рядом с ним и ждал, стараясь не задерживать дыхание, а наслаждаться безмятежностью момента. Солнце рассыпало по воде золотые монеты. Десять тысяч мерцающих блесток света.
Наконец его тесть глубоко вдохнул:
– Я говорил вам, я старый человек. Я пережил всех детей короля Генриха, иные из которых были совсем малышами, когда меня посвятили в рыцари, но их наследников я не переживу. Мои труды продолжать вам и моим детям. Моим сыновьям. Махелт и ее сестрам. Их детям. Пусть французский принц прикроет свою наготу десятью тысячами марок, но, как и его плащ, они не станут частью письменного мирного договора, поскольку, боюсь, граф Честер расценит это иначе, чем я.
– Сир… – с облегчением выдохнул Гуго.
Маршал тепло посмотрел на него, почти как отец на сына:
– Гуго, забирайте мою дочь и поезжайте домой во Фрамлингем. Обустраивайте свою жизнь в мире и как можно лучше воспитывайте моих внуков. Это приказ, который не подлежит обсуждению.
– Охотно, сир, – ответил Гуго, и ему показалось, что речные монетки сияют и сверкают в его солнечном сплетении. – Более чем охотно.
Глава 48
Фрамлингем, середина лета 1218 года
Было поздно, но небо к западу над Эдмундсбери еще слегка светилось бирюзовым. Гуго и Махелт стояли на зубчатых стенах Фрамлингема и вместе смотрели на звезды. Под крепостной стеной, в общей комнате, башенной комнатке и женских покоях обитатели замка наконец готовились ко сну, за исключением дежурных и привратника. Сегодня они праздновали воцерковление Махелт через шесть недель после рождения Ральфа, их третьего сына. Он был темноволосым, как мать, но глаза его обещали приобрести летнюю голубизну глаз Гуго.
Родители Махелт приехали на воцерковление, как и несколько ее братьев и сестер. Братья и сестры Гуго также явились в полном составе, и атмосфера была праздничной. Даже ее свекор оживился и подержал нового внука на коленях, заявив, что это было бы величайшим желанием Иды, а поскольку жена уже не сможет, он исполнит его в ее память.
Позже они с отцом Махелт разговорились о породистых лошадях. Оба отправились на выгул, чтобы осмотреть кобыл и жеребят. Ее отец прихрамывал из-за старой раны, но все равно должен был подстраиваться под более медленную походку и слабое зрение графа Роджера. Услышав, как непринужденно они беседуют, Махелт порадовалась, что очередная брешь залатана и разговор теперь ведется не о войне и политике, а о приятных повседневных вещах.
Принц Людовик подписал в Кингстоне мирный договор, скрыв нижнее белье под роскошным плащом, а после церемонии с ближайшим приливом отплыл во Францию, освободив своих вассалов от клятвы, чтобы они могли присягнуть молодому королю и регенту. Фрамлингем вернули, и Уильям Маршал немедленно привлек Гуго к решению юридических вопросов правления и окончательному закреплению мира.
Махелт тихонько вздохнула, отчасти удовлетворенно, отчасти отпуская прошлое и принимая настоящее.
– О чем вы задумались? – спросил Гуго, и она скорее почувствовала, чем увидела, как он улыбается, но перед ее мысленным взором веселые морщинки в уголках его глаз стали глубже. Муж приобнял Махелт за талию и засунул большой палец за ее пояс, тот, который они плели вместе из нескольких синих нитей, когда их первенец был в колыбели. – Ne vus sanz mei, ne mei sanz vus.
Махелт ответила на улыбку мужа с теплом в голосе и прильнула к нему:
– Я думала, что это прекрасный вечер, а завтра будет хороший день… И послезавтра тоже. Я возьму лучшую шерсть овец, которых вы мне подарили. Спряду эту шерсть, покрашу ее, и мы вместе сплетем еще одну тесьму, вы с одного конца, а я с другого, пока не встретимся посередине. И тогда у каждого из нас будет пояс, и что бы ни случилось, один из нас всегда будет частью другого.
– По-моему, недурная мысль, – ответил Гуго, и по взаимному соглашению они спустились со стены и зашагали к узкому клинышку света, падавшему из приоткрытой двери зала.
Примечание автора
В этой части я покажу читателям закулисье и проясню историческую подоплеку романа. Если читатели заметили некоторые неувязки между «Отвергнуть короля» и более ранними произведениями о семействе Маршалов, прошу меня извинить. Моя исследовательская работа не закончена, и порой мне встречаются исторические сведения, которых я прежде не знала, но теперь считаю нужным включить. Например, в конце «Алого льва» есть сцена, в которой Махелт беременна в 1217 году, но позже я обнаружила, что ее третий сын родился только через год, и в романе «Отвергнуть короля» это отражено. Точно так же, когда я сочиняла «Алого льва», я не знала об осаде Фрамлингема, и эта подробность стала новой гранью повествования. Я неизменно стремлюсь к исторической точности, но признаю, что порой ошибаюсь, к тому же я пишу художественную прозу, а не научную работу. Моя цель – верно изобразить персонажей, их жизнь и время.