Хелен умерла при родах в ночь на 14 сентября 1964 года. Наш сын Том прожил всего неделю. Мне казалось, что я никогда не смогу примириться с этой двойной утратой. После ее смерти я несколько лет не мог взглянуть ни на одну женщину и всю свою энергию отдал работе.
Проводив вместе со мной на кладбище мою жену и сына, отец, далекий от сентиментальности человек — в Йоркшире вы едва ли таких найдете, — обнаружил благородные черты характера, которых я раньше не замечал. Он стал часто звонить мне вечером, спрашивая, как у меня идут дела, и настаивал на том, чтобы я сидел с ним в директорской ложе во время игры «Лидс Юнайтед» в субботу вечером. Я впервые начал понимать, почему мать восхищается им, хотя они прожили вместе более двадцати пяти лет.
С Розмари я познакомился четыре года спустя на балу, устроенном в честь открытия в Лидсе музыкального фестиваля. Не очень-то привычная для меня обстановка. Но поскольку реклама нашей компании занимала целую страницу в программке фестиваля, бригадный генерал Кершоу, главный шериф графства и председатель бального комитета, пригласил всю нашу семью в качестве своих гостей. Мне пришлось надеть свой редко используемый вечерний костюм и сопровождать родителей на бал.
Меня посадили за столик № 17 рядом с мисс Кершоу, которая оказалась дочерью главного шерифа. Это была девушка с копной рыжих волос, одетая в открытое голубое платье, которое подчеркивало ее привлекательную фигуру. Она так заразительно смеялась, что я почувствовал, будто мы были дружны уже несколько лет. Когда нам подали блюдо, обозначенное в меню как «авокадо с укропом», мисс Кершоу сообщила мне, что окончила английское отделение Даремского университета и теперь не знает, как распорядиться своей жизнью.
— Я не хочу быть учительницей, — сказала она, — и у меня, безусловно, нет желания быть чиновницей.
Мы продолжали болтать, не обращая внимания на сидящих за столиком, когда подали второе, а затем и третье блюдо. После кофе она потащила меня танцевать и даже в танце продолжала сетовать на то, что не в состоянии выбрать какую-либо работу, в то время как в ее записной книжке столько приглашений.
Мне было немного лестно, что у дочери главного шерифа обнаружился ко мне некоторый интерес, но я не очень серьезно воспринял слова, которые она прошептала мне на ухо в конце вечера: «Не будем терять друг друга из виду».
Однако спустя два дня мисс Кершоу позвонила мне и пригласила на воскресный ланч в загородном доме ее родителей. «Возможно, потом мы поиграем в теннис. Надеюсь, вы играете в теннис?» — закончила она разговор.
В воскресенье я поехал в Черч-Фентон. Дом ее родителей был таким, каким я и предполагал его увидеть: большим и разваливающимся, точь-в-точь как и ее отец. Впрочем, он оказался хорошим человеком. Но вот ее матери было очень трудно угодить. Она не собиралась скрывать свои чувства и сразу дала понять: хотя я вполне приемлемый субъект в том, что касается взносов на благотворительность, но не такого сорта личность, которую она хотела бы видеть за одним столом рядом с собою. Розмари не обращала внимания на ее колючие замечания и продолжала болтать со мной о моей работе.
После обеда пошел дождь, и мне не пришлось играть в теннис. Тем не менее Розмари пошла со мной на корт и затем затащила меня в павильон позади него.
Сначала я немного нервничал, занимаясь любовью с дочерью главного шерифа, но потом привык. Так проходили недели, и я начал спрашивать себя, не считает ли она нашу связь всего лишь «интрижкой с водителем грузовика». Но вдруг она начала говорить о браке. Миссис Кершоу не могла скрыть своего отвращения при мысли, что такой человек, как я, станет ее зятем, но Розмари не считалась с ее мнением и была неумолима в своем решении. Мы поженились.
На грандиозной свадебной церемонии в сельской церкви Сент-Мери присутствовало более двухсот гостей со всего графства. Признаюсь, когда я увидел, как Розмари идет ко мне по проходу, я тотчас вспомнил свою первую свадебную церемонию.
В течение первых двух лет Розмари делала все, чтобы быть хорошей женой. Она интересовалась делами компании, знала имена всех служащих и даже подружилась с женами некоторых начальников. Но поскольку я работал в любое время, которое мне послал Бог, то, очевидно, не всегда уделял ей должное внимание. Розмари мечтала о жизни, в которой есть постоянные посещения театра и оперы, приглашения на ужин и возвращения домой поздно ночью. А я предпочитал работать в выходные дни и ложиться спать в 11 часов. Я оказался для Розмари не тем героем, о котором идет речь в «Идеальном муже» Оскара Уайльда. Она взяла меня с собой на этот спектакль, но я уснул во время второго акта, что, конечно, не улучшило наших отношений.
После четырех лет супружеской жизни мы так и не обзавелись потомством: это произошло совсем не потому, что Розмари была холодна, просто и она, и я пошли своим путем. Если у нее случались любовные истории (у меня они, безусловно, были, когда для этого находилось время), то она умела скрывать их. И вот тогда она познакомилась с Джереми Александером.
После семинара в Бристоле, должно быть, прошло шесть недель, и у меня появилась необходимость позвонить Джереми и спросить у него совета. Я хотел заключить договор с французской сыроваренной фирмой на доставку сыра в британские супермаркеты. В прошлом году я понес большие убытки, заключив договор с немецкой пивоваренной компанией, и не мог себе позволить, чтобы это еще раз повторилось.
— Пошлите мне все необходимые документы, — сказал Джереми. — В выходные дни я посмотрю их и позвоню вам в понедельник.
Он был верен своему слову и, позвонив, сказал, что будет в четверг в Йорке консультировать клиента и сможет обсудить со мной условия договора на следующий день. Почти всю пятницу мы просидели у меня в офисе, обсуждая каждый пункт договора. Мне доставляло большое удовольствие смотреть, как работает профессионал, но раздражала его привычка барабанить пальцами по столу, если я не сразу понимал его доводы.
Оказалось, что Джереми уже говорил с юристом фирмы в Тулузе о различных пунктах, которые хотел бы включить в текст договора. Он заверил меня, что полностью поставил месье Сислея в известность о нашей озабоченности, хотя тот и не говорил по-английски. Я помню, что тогда меня поразило сказанное им слово «нашей».
После того как мы просмотрели последнюю страницу договора и я понял, что все сотрудники уже покинули здание до понедельника, я предложил Джереми, если он не возражает, поужинать у меня дома. Посмотрев на часы и немного подумав, он сказал: «Спасибо. Я с благодарностью принимаю приглашение».
Розмари была недовольна тем, что я в последнюю минуту сообщил о госте, с которым она совершенно не знакома, но я заверил ее, что он ей понравится.
Джереми появился в начале девятого. Когда я представил его Розмари, он поклонился и поцеловал ей руку. Спустя несколько минут они уже не сводили глаз друг с друга — только слепой не мог бы догадаться о дальнейшем. Я не был слепым, но смотрел на все это сквозь пальцы.
Вскоре Джереми стал все чаще и чаще находить предлоги, чтобы бывать в Лидсе. Я воспользовался его внезапно вспыхнувшей любовью к северу Англии, чтобы быстрее, чем думал, осуществить свои планы развития компании. Я и до этого понимал, что нам необходим свой юрист, и через год после нашего знакомства предложил Джереми войти в руководство компании с условием, что он подготовит ее выход на мировые рынки.
