раз будем в храме, — легко и как-то по-мальчишески улыбнулся он. — А, то переживает он за бедную женщину, — фыркнул Эйто, а до меня наконец-то дошло, почему мы так часто куда-то ходим.
Похоже, новоявленный отец всерьёз решил озаботиться моей личной жизнью. Честно говоря, всё, о чем я могла сейчас переживать — это здоровье Виан. Мне кажется страх, что поселился в сердце от одной мысли, что она никогда не придёт в себя, застревал в лёгких, мешая дышать, парализуя любые другие чувства и заставляя всеми силами сосредоточиться на ней. Да, было место в сердце, которое бесконечно тосковало и болело за то, как будет и возможно ли будущее у нас с Ардэном, но я боялась основательно задумываться об этом…
— А, ты не так прост, — фыркнула я, раскрывая своё присутствие для мужчины, хотя тот лишь коварно улыбнулся и вовсе не выглядел удивлённым. Отпустив слугу он повернулся ко мне.
— Ещё бы! Я считаю, что лишь то, что достаётся с трудом имеет цену в нашем мире, — философски заметил отец.
— Даже чувства?
— Особенно чувства, — кивнул он. — Продать то, что нельзя потрогать не так-то просто, хотя смысл не в этом, — покачал он головой. — Самое главное придать значимость тому, что возникает, казалось бы, само по себе. Научиться ценить то, что невозможно осязать и больше всего напоминает эфемерный ветерок…эх, — тяжело вздохнул он.
— Ты делец! — засмеялась я, беря под руку мужчину, так как остро ощущала его желание быть ближе ко мне.
Эйто страстно желал отношений «родитель-ребенок». Казалось, это так захватило его, что именно в этом он находил странное тепло и успокоение. В свете того, что я понимала, что сделала с ним…мама, то это было меньшее, что мне стоило просто подарить этому мужчине, чтобы забрать его боль. Такие отношения, как дочерние чувства для меня были не совсем понятными. В конце концов, квисэн-е это община, где есть великая мать и сестры, но даже так это было не совсем то. Но увидев этот мир достаточно хорошо, столкнувшись с не самыми теплыми взаимоотношениями, я решила просто принять Эйто, как отца, как друга, наверное, второе даже вернее. Да и сложно устоять, когда на мои рецепторы ощущений обрушивается такая лавина из заботы, нечаянной радости, любви и болезненной нежности, тщательно скрываемой в сердце. Мне казалось, что именно Эйто стал тем первым столпом, на который я действительно могла бы положиться, после потери семьи. Я не до конца могла понять интерес Ардэна ко мне и в отличии от него интерес и любовь Эйто были понятными, надёжными и дарующими такую необходимую поддержку в мире высших.
— Конечно, — усмехнулся отец, — это единственное, чем я был по-настоящему занят последние годы… — на последних словах в его голосе послышалась едва ощутимая грусть.
— Ты должен знать, — ощутив его боль, мне тоже стало не по себе. Приняв Эйто, как семью я приняла его в круг сердца квисэн и это значило, что он был тем, чьи эмоции я не имела права ни пить их между делом, ни играть с ними, чтобы насытиться. Я согласилась оберегать его. — В моих силах помочь тебе забыть её, — мы оба знали, о ком я говорю, — просто скажи мне, когда будешь готов отпустить, хорошо? — прямо взглянув в его глаза, я ощутила яростный прилив грусти, затаённой боли и странного страха. — Чего ты боишься? — прямо спросила я.
— Хм, — фыркнул мужчина, — не так-то просто что-то утаить от того, кто так запросто читает эмоции, — горько усмехнулся он. — Не то, чтобы я боялся, но мне кажется, я просто не знаю, как жить без неё…
— Знаешь, — вкрадчиво, сказала я, — не спеши, просто подумай над этим и скажи, как будешь готов, — сжав его предплечье, я надеялась, что однажды он действительно будет готов.
На следующий день мы оказались под сводами храма рода Фламмер. На мне было простого кроя белоснежное платье, которое лишь в свете открытого пламени, что плясало вдоль стен, переливалось сотнями золотых искорок. Казалось, храм рода был больше основного дворца. С виду это было монументальное сооружение овальной формы из ярко-алого камня, что переливался на солнце, а у входа в массивные двери грозно замер огромный феникс, который, словно вот-вот готов оторваться от земли. Внутри всё было столь же помпезно и освещено исключительно живым пламенем, которое вовсе не чадило, а будто бы сияло равномерным теплым светом. В самом центре храма, росло огромное древо. Даже наш платан в центре квисэн-е показался бы детёнышем в сравнении с этим. Высокое, выше самих стен храма, над ним не было крыши, широкое настолько, что я не бралась судить сколько нужно демонов, чтобы обнять его. Удивительно яркая крона, усыпанная алыми, рыжими, желтыми листьями, что мерцали каждую секунду, будто бы по ним пробегали языки пламени.
— Подойди, дитя, — под кроной древа стояла невысокая женщина с темно-рыжими волосами и ясно-голубыми глазами.
Она выглядела гораздо старше отца, что само по себе уже говорило о почтенном возрасте жрицы. Её стройное тело облегало темно-красное платье такого же простого кроя, как и моё.
Глубоко вздохнув, я подошла к ней и встав на колени, протянула руку. Эйто заранее объяснил, что нужно делать, потому мне следовало лишь следовать его указаниям.
— Пришло время подарить кровь роду, — торжественно провозгласила женщина, а я ощутила странное напряжение позади себя, словно мои новоявленные родственники до сих пор сомневались в нашем родстве.
Собственно, вся церемония была именно для того, чтобы Эйто официально мог назвать меня Фламмер. Для него это было важно. Демоны в принципе очень много думали о том, кто кому приходится. Это во много определяло их значимость. До сих пор это казалось странным…
Жрица быстрым отточенным движением полоснула меня по запястью тонким точно спица кинжалом, да так сильно, что тут парой капель не обошлось бы в любом случае. Внушительной струйкой кровь побежала по запястью, падая на землю рядом с древом и тут же впитываясь ею без остатка. А, спустя долю секунды, по одному из толстых корней побежала видимая сияющая золотым волна. Она перекинулась на кору и устремилась куда-то в высь, перебираясь от веточки к веточке она наконец была поглощена крошечной веточкой и на ней тут же налился ярко-алым цветом листок, оторвался ответви и устремился ко мне. Ошарашенно следя за его траекторией полёта, я растерянно смотрела, как он приземлился мне на грудь, вспыхнул и осел пеплом на белоснежную ткань, а от груди по платью стал расползаться ярко-алый цвет. В тот же самый миг на веточке с которой
