она сразу перестала плакать и даже испытывать жалость к человеку, пытавшемуся удержать её. Максим тоже угомонился и они оба встали на ноги. Аэлита посмотрела в сторону мужа.
– Садись в машину, Эл, – сказал Павел.
Она медленно стала направляться к машине. Оказавшись рядом с дверцей, Аэлита оглянулась и стала переводить взгляд с одного мужчины на другого.
Все трое будто замерли в непонятном ожидании чего-то. Это длилось около минуты, а потом Аэлита села в машину и захлопнула дверцу. Стёкла были закрыты, и она не могла слышать, о чём они говорили.
Глядя на их противостояние, ей представилась картина волны, которая со страшной силой бьётся о скалу; как будто пытается сбить её со своего пути, но это ей не удаётся. Сначала лицо Максима было подобно этой упрямой волне. Он что-то говорил Павлу, а тот ему невозмутимо отвечал. Но через несколько секунд лицо Максима покинуло напряжение, тело расслабилось и он что-то сказал Павлу через плечо. Эта фраза была, как последняя, заведомо побеждённая попытка ударить по скале, но теперь уже с достоинством успокоиться и продолжить течь дальше.
Когда Павел сел в машину Аэлита спросила:
– О чём вы говорили?
– Это был мужской разговор, – ответил он, не глядя на неё. – Знаешь, ты раньше говорила о его благородстве. Меня это страшно раздражало, и я ненавидел это в нём. Это качество казалось мне качеством слабака, – пальцы его рук с силой сжали руль. – Но теперь я понимаю насколько это качество сделало его несчастным, а меня – самым счастливым человеком на свете.
***
На протяжении следующих нескольких дней Аэлита по-прежнему беспокоилась за Максима. Ей снились плохие сны, и она просыпалась в испуге. Павел почти не реагировал на это; ей был слышен только его протяжный выдох и тихое шуршание подушки и одеяла.
В это время Изабелл уже уехала из Москвы. Ей нужно было вернуться на работу, потому что её отпуск закончился. Но она обещала приехать в день их отъезда в Испанию, чтобы забрать внучку в Североуральск. С одной стороны, Аэлите было жаль, что маме продёться повторно приезжать в Москву, но с другой стороны она была рада, что мама не видит её переживаний.
Аэлита решила поговорить с Настей. Как-то раз она пришла к Аэлите в гости вместе с Петей. Когда Эмма и Петя устали от активных игр и заснули, Аэлита пригласила подругу на кухню и включила электрический чайник:
– Настя, я не знаю, что мне делать… Я места себе не нахожу.
– Это ненормально, Лита, – сказала Настя, усевшись за кухонный столик. – Подумай хорошенько, ведь этот человек – твоё прошлое, а ты беспокоишься о нём так, как будто он твой второй муж.
– Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.
– Паша знает о твоём беспокойстве?
– Конечно знает. То есть… мы об этом не говорили, но он точно догадывается, – Аэлита выдвинула стул напротив Насти и обессилено рухнула на него. – Я знаю, что не имею права на проявление таких чувств, но они есть и я не могу делать вид, что их не существует.
– Да уж… – протянула Настя, сложив руки перед собой. – Тебе лучше было бы поговорить об этом с Дэном. Он бы тебе живо всё по полочкам разложил.
– Что ты… Я никогда не решусь. Мне и тебе стыдно об этом говорить. И Павла мне жаль… Он терпит эти мои причуды, стиснув зубы.
– Он любит тебя, – улыбнулась Настя, и её лицо приобрело треугольную форму, точно сердечко.
– Знаю… Настя, я и представить себе не могла раньше, что в нём столько выдержки. Иногда мне даже становится жаль, что он любит именно меня.
– Не говори ерунды, – отмахнулась Настя. – Ты – прекрасный, интересный и любящий человек. А проблемы в отношениях есть всегда. Главное, чтобы каждый из вас хотел сохранить любовь.
– Я хочу! Я очень хочу! – Аэлита несколько раз стукнула ладонью по столу. – Мне нужен только Павел. Я люблю только его.
– Ты уверена в этом? – заглядывая подруге глубоко в глаза, спросила Настя.
– Да! – сразу же ответила Аэлита. – Он – вся моя жизнь.
Настя улыбнулась, ненадолго опустив глаза в пол, а потом сказала:
– Лита, пойми, – она выдвинула корпус тела немного вперёд, навстречу подруги и заговорила на тон тише, – ты не несёшь ответственности за этого человека…
– Но я чувствую эту ответственность! – выпалила Аэлита, стукнув по столу теперь обеими ладонями. – Пойми, я его очень любила и между нами быстро возникла тесная связь. Любовь прошла, но связь осталась. Это как навык, как рефлекс, который не уйдёт. Если ты отберёшь у художника кисти и краски, он всё равно останется художником.
– Да, Лита, трудно тебе придётся жить с таким «навыком», – Настя, опустив ненадолго глаза вниз, опять посмотрела Аэлите в глаза. Она проделала эту процедуру несколько раз, изящно взмахнув своими длинными ресницами.
– Нет, Настя, – со вздохом произнесла Аэлита. – Я уверена, стоит мне увидеть, что с ним всё в порядке – я тут же успокоюсь и отпущу его. Мне бы только узнать, что он нашёл в себе силы жить дальше.
В результате этой беседы они пришли к выводу, что Аэлите нужно поговорить с Павлом. На это Аэлита решилась на следующий день.
***
Она пришла к нему в кабинет, когда Павел работал там поздно вечером.
– Я должна поехать к нему, – сообщила она почти с порога.
Павел посмотрел на неё, застыв на месте с листком бумаги в руке.
– Пойми, я должна убедиться, что с ним всё в порядке, иначе я сойду с ума… Помоги, мне достать его адрес… – она нависла над столом, схватившись руками за его края и пристально посмотрела мужу в глаза.
– Эл, ты в своём уме? Ты хотя бы представляешь, о чём и кого ты об этом просишь?
– Паш, я отлично знаю, что тебе это неприятно, но я не могу… Не могу успокоиться!
Она рухнула в кресло для клиентов и стала тереть рукой лоб.
– Аэлита, твоё поведение странное, если говорить мягко. И меня твоя тревога за бывшего возлюбленного, тоже мягко говоря, вводит в заблуждение. – Павел встал с кресла и спросил, повысив тон. – Зачем ты к нему поедешь? Что ты собираешься ему сказать?
– Я должна собственными глазами убедиться, что с ним всё в порядке…
– Боже мой, Аэлита, а если с ним будет не всё в порядке?! – громко произнёс Павел, схватившись за голову. – Что ты собираешься делать тогда? Приезжать к нему раз в месяц-два и подбадривать?
– Паш, я не
