Маши, я бы фиг сюда пришел.
Вру, конечно. Ближний круг и служба протокола подняли бы меня даже мёртвого и принесли бы сюда, но уж пусть лучше Маша поднимает, чем они, право слово.
Молебен. Рождество у нас сейчас, конечно, главный праздник, но и Новый год тоже не последний.
Патриарх служит. Прихожане стоят и крестятся. И я среди них стою и крещусь. Вспыхивают вспышки, стрекочут камеры, делают умное лицо репортёры. На каждом «умном лице» написано — «лучше дайте деньгами, и я пойду спать». Обойдутся. Один разве я должен тут страдать? Мне и денег никто не даст. И спать тоже.
Куда-то меня понесло не туда. Что и говорить, 1 января — тяжелый день.
Не могу сказать, что прям всё плохо, но и не совсем хорошо в целом. Самое большое достижение — нам удалось избежать массового голода. Тут Бог миловал. Но последствия этого будут нам аукиваться ещё года три-четыре. Полностью расстроенное хозяйство, разрушенный рынок продовольствия, практически полное отсутствие экспорта зерна, и, как следствие, минимум валютных поступлений. Я понимаю, что это всё стоит миллионов, спасённых от страшной голодной смерти, каннибализма и поедания собственных детей, но в экономике чудес не бывает. А тут ещё и дикие расходы на войну. А я ведь так мечтал сдвинуть её хотя бы на пару лет, дабы разнести по времени эти две жуткие нагрузки на бюджет. Но, да, «хочешь рассмешить Бога...»
А тут ещё кайзер этот. Оба кайзера, прости Господи за хреновое слово.
Слава Богу, церковная служба окончена. Идём на выход.
Площадь Торжества Православия.
— Ты как?
Величественно:
— Паршиво. По мне сильно видно?
Блистательная улыбка в толпу:
— Не сильно. Но, я вижу.
Киваю.
— Хочу водки.
— Обойдешься. Веди себя прилично.
— Как писал… ну, или напишет, Булгаков: «Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжело больны, или втайне ненавидят окружающих».
Улыбка.
— А ты любишь окружающих?
Качаю головой.
— Тебя — да. Детей — да. Империю и народ наш, насколько вообще это возможно любить абстрактные величины, — да. Но остальных… Вспомнился старый анекдот: «Гиви, ты любишь памидор? Ответ: Кюшать — да, а так — нэт».
Маша рассмеялась, наплевав на этикет и протокол. Чай уже не в храме. Не помню, рассказывал я ей этот анекдот или нет, но, как мне показалось, смеялась она искренне. Может оно и к лучшему. Дадим почву для работы аналитических отделов вероятных противников. Да и вероятных союзников тоже.
Блин, я даже в семье анализирую сказанное «высокими сторонами». Мне явно пора на отдых.
Или к доктору.
Как же я задолбался…
Вздыхаю сокрушенно:
— Ты даже не представляешь, как я рад тому, что этот проклятый 1921 год наконец-то закончился. Столько проблем…
* * *
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА
САСШ. НЬЮ-ЙОРК. ОСОБНЯК САЙЛИНГА БАРУХА. 1 января 1922 г.
Война на Тихом океане подходила к концу. Пушки уже не гремели. Дипломаты заправляли чернила в «Паркеры»… Новые границы уже фактически были проведены, старые союзы пересмотрены, а деньги сменили своих хозяев, часто не покидая хранилищ. Можно и дебет с кредитом подбивать. Но у «тех, кто знает» всегда есть ощущение, что где-то закралась ошибка в расчётах….
— Берни, как ты с Рокфеллером младшим поговорил?
— Прекрасно, Сайли. Он весьма доволен.
Усмешка.
— Ещё бы. С такими-то прибылями. Да и крепко их «Стандарт ойлы» потеснили на Дальнем Востоке «Роял Дач Шелл».
Глоток виски. Согласное:
— Не только на Дальнем Востоке, Сайли. От англо-голландцев им перейдет и треть английской доли в Большой Ближневосточной нефтяной сделке.
— А, кстати, он просил тебя, Берни, быть поручителем при приеме в Мраморный клуб?
— Просил, Сайли. Но я ещё думаю. Мне больше по душе «Морганы» наш и русский — Второв.
Настороженное:
— Отчего же ты сомневаешься, брат?
Ироничная улыбка в ответ:
— Не понимает Джон-джуниор наших клубных ритуалов. Когда я ему сказал, что пара свитков раскопанных Гертрудой Белл под Багдадом для Паллавичини дороже Бахрейна с Кувейтом, он счёл что это шутка.
Понимающее:
— Да, Берни. Джон Рокфеллер — нувориш. А вот Михаилу не надо было объяснять эти тонкости…
Новый клуб сигарного дыма.
— Это меня теперь тоже беспокоит.
— Чем же?
— А тем что мы могли ошибиться, называя нашего «тирянина» — «суффетом».
— Полно тебе, Берни! Это условности.
— Для нас. Но похоже не для него. — Бернард стал говорить уже серьёзно. — Тебе уже говорили, как он переименовал Бахрейн? —
— Откуда, Бернард?
— Он пока не публиковал. Но у меня экстренные сведения прямо из Дворца.
Бернард сделал паузу. Редкая в его кругах интрига увлекла Сайлинга.
-Говори же, брат, не тяни.
— Он назвал его Тирус. Великое Княжество Тируское.
— Для нас не новость, Бернард что там начинался Тир.
Бернард Барух лишь покачал головой:
— Думаю, что он готовит трон Старого Тира для старшего сына.
Сайли хмыкнул.
— И, если учесть, что и половины богатств Тира куда-то исчезло перед взятием города Александром Македонским… Ерунда из досужих мифов, как мне кажется.
Берни прошёлся по кабинету, пуская клубы сигарного дыма.
— Да, брат, ерунда. Но его граф Суворин создаст из мифа ещё одну корону и точку влияния на регион. Мы его не понимаем. Он всегда выполняет все наши договоренности, но умеет удивить нас результатами. И это, Сайлинг, всё больше меня беспокоит…
Сайли пожал плечами.
— Поверь мне, Берни — не одного тебя. Принц и барон считают, что мы чрезмерно его усиливаем.
Скептическое:
— И потому ему не надо было нас предупреждать о случае с Кайзером?
Раскурив очередную папиросу, Сайли лишь развёл руками.
— После прошлогодних событий с полупрезидентом Маршаллом, они посчитали что наши секретные службы слишком близки. Да и
