книгу воспоминаний, вышедшую на всех европейских языках, и — из секретного фонда японского правительства.
А через год Гапон вновь очутился в Петербурге. И вот каким образом. Граф Витте попытался в противовес революционным партиям создать рабочее общество и счел подходящим для его руководства Георгия Гапона. Зная, какой образ жизни ведет Гапон за границей, Витте решил на этом сыграть, чтобы сделать его своим агентом. Витте послал в Монте-Карло своего секретаря Манусевича-Мануйлова. Гапон согласился на предложения Витте, вернулся в Петербург, получил от Витте 30 000 рублей на нужды такого общества и стал его руководителем.
Сразу после создания рабочего общества в нем начались внутренние конфликты. Многие члены правления вели себя не лучшим образом. А Гапон, как всегда, имел несколько громких историй по женской части и вызвал возмущение рядовых членов, разочаровавшихся в своем руководителе. Все это не осталось тайной для партии эсеров, с которой Гапону раньше удавалось поддерживать самые лучшие отношения. Теперь же он потерял там почву под ногами и не мог выдавать ее секретов, потому что не был в них посвящен. Тогда Гапон решил привлечь в качестве компаньона по службе в тайной полиции своего старого друга Петра Рутенберга — того самого, который спас ему жизнь в «красное воскресенье».
«Гапон вступил в переговоры с Рутенбергом, суля ему золотые горы, если он перейдет на сторону полиции (…) Рутенберг сделал вид, что готов принять предложение Гапона. Тотчас же после первого разговора с Гапоном он уведомил Центральный комитет партии социалистов-революционеров, в которой Рутенберг тогда состоял, что Гапон стал агентом полиции. Центральный комитет вынес Гапону смертный приговор и возложил выполнение его на самого Рутенберга (…) Рутенберг привез Гапона на пустую дачу у финской границы якобы для оформления переговоров о поступлении на службу в полицию. В соседней комнате Рутенберг спрятал троих членов Боевой организации, которые через дверь слушали его разговор с Гапоном. Рутенберг задал Гапону последний вопрос: „Ну, а если я приду к товарищам и сообщу им, что ты меня обратил в агента полиции и хочешь выдать Боевую организацию?“ Гапон ответил: „Никто тебе не поверит“. Тогда Рутенберг отворил дверь, и три члена Боевой организации связали Гапона и накинули ему петлю на шею»[823], — написал в своих мемуарах начальник петербургского Охранного отделения.
Боевой организацией в то время руководил Евно Азеф[824]. «Великий провокатор» Азеф, который начал революционером, а кончил платным агентом охранки, добровольно предложившим ей свои услуги еще в 1893 году и проработавшим на нее пятнадцать лет.
Азеф и дал Рутенбергу приказ убить Гапона. Он отрекся от своего приказа, а партия эсеров категорически отказалась взять на себя ответственность за убийство Гапона, опасаясь реакции рабочих масс, молившихся на него. Правая пресса обвинила Рутенберга в том, что он такой же полицейский агент, как и Гапон, и убил его по личным мотивам. Партия эсеров тоже заявила, что убийство Гапона — личное дело Рутенберга, и отказалась выступить в его защиту. Рутенберг эмигрировал в Италию.
Только спустя три года после разоблачения Азефа Центральный комитет партии эсеров сделал краткое заявление, в котором отказался от своего утверждения, будто Рутенберг убил Гапона по личным мотивам.
Маня же не поверила ничему из того, что узнала о Гапоне, и много лет спустя написала: «Я убеждена, что вся эта история основывалась на путанице или провокации (…). Я не думаю, что мое мнение о Гапоне будет принято, потому что в течение долгих лет его привыкли считать провокатором. Но моральный долг требует от меня высказать это мнение»[825]. Свое мнение Маня так никогда и не изменила и в 1942 году заявила в неопубликованном интервью, что Рутенберг фальсифицировал все факты.
* * *
О Гапоне написана чуть ли не целая литература, чего никак нельзя сказать о секретаре Витте, Иване Федоровиче Манусевиче-Мануйлове, которого тот послал в Монте-Карло на переговоры с Гапоном.
Манусевич родился в 1870 году в семье еврейского коммерсанта. После смерти родителей его усыновил и крестил сибирский купец Мануйлов, который не только дал ему свою фамилию, но и оставил приличное наследство, что позволило способному молодому человеку получить хорошее образование. Он поселился в Москве, вначале работал журналистом в газете «Новости», потом перешел на службу в Министерство внутренних дел, где позднее стал главой отдела охранки, занимавшегося евреями. Небольшого роста, приятной наружности, очень элегантно одетый, Мануйлов привлек внимание князя Мещерского[826], который уговорил его писать статьи в своем реакционном журнале «Гражданин», том самом, который редактировал Достоевский. С самим Достоевским Мануйлов познакомился на знаменитых средах в салоне у князя Мещерского. Достоевскому очень приглянулся молодой человек, проникнутый столь близкой ему идеей панславизма. Как сотрудник охранки, Мануйлов был командирован в Рим к папскому двору для организации секретного наблюдения за русскими эмигрантами. Потом Мануйлова перевели в Париж для организации шпионской сети в Европе. В Париже он некоторое время издавал на деньги из личных средств Николая II журнал «Ля Ревю Рюсс»[827], имевший целью обработку французского общественного мнения в пользу России. В тех же целях Мануйлов занимался подкупом французских журналистов. В Париже неутомимый Мануйлов некоторое время служил секретарем главы заграничной агентуры генерала Рачковского[828] и, как и он, имел отношение к изготовлению «Протоколов сионских мудрецов». Мануйлов создал шпионскую сеть в Вене, Стокгольме и Антверпене. В Мадриде он подкупил первого секретаря германского посольства, а затем, пойдя на шантаж, получил от него тайный код для расшифровки телеграмм из Берлина, прежде чем они попадали к германскому послу. Расшифровал Мануйлов и телеграммы японских военно-морских сил. Он же вскрыл сейф графа Витте и подложил туда компрометирующие Витте документы, что вынудило графа уйти в отставку с поста министра финансов. Не зная, кому он обязан своей отставкой, Витте, ставший позднее председателем Совета министров, по ходатайству князя Мещерского, причислил Мануйлова к своей канцелярии для выполнения «особого поручения». Этим особым поручением и были переговоры с Гапоном.
17
У Мани, как и у других евреев России, после Кишиневского погрома сионистские настроения заметно усилились, и ее буйная натура требовала немедленных ответных действий. Она приняла решение убить Плеве. Для этого она собрала группу из семи человек, куда вошли трое членов «Поалей Цион» и четверо эсеров. План состоял в том, чтобы сделать подкоп под особняк Плеве и заложить туда динамит. Нужны были деньги, и Маня поехала в Берлин якобы поступить в коммерческую школу. В Берлине она нашла богатого еврея, который, возмущенный Кишиневским погромом, дал деньги.
