которую я когда-либо знал.
Наблюдать, как Ной становится старшим братом.
Повышение с должности помощника менеджера до партнера в «Фиш Маркете».
Переезд из трейлера по адресу 1111 Даффодил-лейн в собственный дом в историческом районе Ривер-Каньон недалеко от дома Патрика Кинни.
Приобретение еще одной кошки для Элевен, щенка для мальчиков и встроенных книжных полок от пола до потолка для нас с Рэй.
Пока мне не стукнуло тридцать пять, и я не решил, что пора расширить наш маленький счастливый пузырь за счет перемен и новых приключений.
Рэй убедила меня встретиться в тюрьме с Леви Стрэттоном — моим бывшим врагом и неожиданным дядей. И после того первого визита я решил появляться у него каждые две недели, как по часам.
Хотите верьте, хотите нет, но я понял, что Леви мне очень нравится, и, хотите верьте, хотите нет, но я ему тоже понравился.
Это произошло неожиданно и нехотя для нас обоих. Но когда это произошло, это ударило по нам обоим, как товарный поезд. Сильно и быстро. Слишком быстро, чтобы мы успели что-то предпринять, пока ущерб уже не был нанесен.
— Думаешь, кто-то мог это предвидеть? — спросил Леви без всякого контекста однажды, смеясь после того, как я сказал какую-то глупость, не имеющую никакого значения.
Но я понял, что он имел в виду, и покачал головой.
— Нет, — ответил я, делая глоток из своей бутылки с водой. — В другой жизни этого никогда не должно было случиться. Но вот мы здесь, делаем невозможное.
— Ну… за невозможное, — произнес Леви, поднимая свою бутылку.
И это именно то, что промелькнуло у меня в голове в тот момент, когда Рэй везла нас через границу штата Массачусетс с двумя нашими детьми — один в подростковом возрасте, другой еще в подгузниках — спящими на заднем сиденье.
«За невозможное».
«Если ты выиграешь, выиграю и я».
И, черт возьми, мы действительно выиграли.
* * *
Салем оказался таким же волшебным, каким я его себе представлял. Даже свежий ветерок в начале октября нес в себе что-то такое, что говорило о том, что мы находимся в каком-то особенном месте. Я практически вприпрыжку бежал по улицам. И был взволнован тем, что оказался в новом месте. В восторге от возможности познакомиться с историей, которую этот город хранит в каждой щели и углублении.
— Боже, ты просто можешь почувствовать, насколько это место населено призраками, — произнес я, совершенно сбитый с толку, когда поднял Майлза повыше на бедре.
Я ходил, слегка прихрамывая, благодаря пуле, попавшей в бедро. Выстрел сломал мне ногу, в результате чего осколки кости задели нерв и еще какую-то хрень со сложным медицинским названием, которую не стал уточнять. Знал только одно: несмотря на то, что нога давно зажила и больше не требует еженедельных визитов к физиотерапевту, моя походка так никогда и не станет прежней.
И знаете что?
Мне было наплевать.
Потому что я был жив, делил свой мир с людьми, которых любил больше всего на свете, и ничто другое не имело большего значения, чем это.
Ной застонал, закатывая глаза в сторону матери.
— Папа снова ведет себя странно.
— Занудно-странно, — я прижался к нему боком, — или круто-странно?
— Ну, ты точно не крутой, — пробормотал он, следя за тем, чтобы смотреть вперед, а вовсе не на меня.
«Блин, семнадцать лет — забавный возраст».
Я рассмеялся и ткнул Майлза в живот.
— Разве это не мило? Твой брат считает папу ботаником.
Его пухленькое личико скривилось в щербатой улыбке, когда он захихикал и обхватил себя руками за талию.
— Точнее, — проговорила Рэй с другой стороны от Ноя, ее голос сильно отдавал смехом, — папа всегда был немного ботаником, так что…
Я перевел взгляд с улыбающегося лица Майлза на мою жену, которая по-прежнему была самой смелой, красивой и невероятной женщиной из всех, кого я знал.
— Простите, но я помню, как мама однажды сказала, что папа не был ботаником. На самом деле, мне кажется, она сказала, что он сексуальный.
— Ну, это было раньше, — легкомысленно возразила Рэй, пожимая плечами и направляясь мимо Старой ратуши в сторону «Салем скин», где ее сестра работала мастером по пирсингу.
— Раньше до чего?
— Ну, знаешь. До того, как мы поженились, осели и…
— Боже мой, — перебил я ее, изображая отчаяние и грусть. — Вот и все, ребята. Четыре с половиной года, и острых ощущений больше нет. Не смог дотянуть даже до пятилетнего рубежа.
Рэй рассмеялась, покачивая головой и закатывая глаза, как будто я был самым жалким человеком на свете. Но розоватый оттенок ее щек и блеск в глазах, когда та встретилась со мной взглядом, говорили совсем о другом. Они говорили только о счастье и благодарности за ту жизнь, которую нам посчастливилось прожить вместе. Они говорили о ее любви ко мне, и, Боже, как же я любил ее в ответ.
Мы подошли к входу в салон — черному фасаду с деревянной вывеской, украшенной замысловатой паутиной, и надписью в готическом стиле «Салем скин», висящей над дверью. Ной уже открыл дверь, прежде чем я успел заметить, что мы пришли.
— Ной, подожди, — поспешно позвала Рэй, когда мы вошли внутрь. — Мы не знаем, тетя Сторми…
— Привет, — поприветствовал нас черноволосый парень, поднявшись из-за высокой стойки в зоне ожидания. — Чем могу помочь, ребята?
Его голос не выражал никакой учтивости, пока парень обшаривал взглядом мою маленькую семью. И когда он наткнулся на дерьмовые татуировки, покрывающие мои руки, его губы изогнулись в самой маленькой снисходительной улыбке, которую я когда-либо имел неудовольствие видеть.
Я сразу же решил, что он мне не очень нравится.
— Привет! — поздоровалась Рэй, подойдя к стойке, совершенно не понимая, как он нас всех оценивает. — Мы пришли к Сторми.
Парень посмотрел с сомнением.
— Вы все? — Его глаза перебегали с Ноя на Майлза.
— Да, мы…
— Она с клиентом. Но, — он потянулся под стойку и достал
