— Угрх всё знал? — я посмотрел на мертвеца и мысленно начал проклинать его. Предатель, другого определения его поступкам попросту нет.
— Он не предатель. — Рагхар устало качнул головой. — Не обижай его, нет на плечах Угрха вины перед тобой, потому что он ничего не знал и даже не догадывался. Осознание того, что было сотворено при его помощи, пришло к нему слишком поздно. Осознав всё, Угрх выбрал смерть. Его сгубили наивность и жажда мести.
— Не понимаю… — Посмотрев на Рагхара, я не нашёл в его глазах ответов. Попросил дать их: — Расскажи мне всё. Уверен, ты знаешь многое.
Кивнув на саблю, Рагхар сказал:
— Этим оружием я убил многих. Сегодня особенно…
Человек материализовался прямо из воздуха, и Рагхар тут же превратился в смертоносный вихрь. Удар саблей должен был разделить человека надвое, но оружие не нашло цели, остановилось в считанных сантиметрах, словно наткнулось на невидимую, но при этом непробиваемую преграду. Трудно не заметить безумного напряжения берсерка. Впервые в его глазах читается то, чему там прежде не было места, — страх. Рагхар, возможно, впервые в жизни, испугался.
То, к чему так долго шёл, наконец случилось, я встретился со своим дедом. Михаил Росс пришёл, если можно так сказать о его эффектном появлении. Странно, но я ничуть не удивлён. Даже тот факт, что выглядит дед не старше меня, воспринимается не как нечто фантастическое, а как что-то обыденное, не заслуживающее внимания.
— Прекрати сопротивляться, Рагхар. — Власти в голосе Росса столько, что на троих властелинов мира хватит. Впрочем, с последней нашей встречи, которая была в воспоминании и в которой я был наблюдателем, голос не изменился. Изменения коснулись лишь внешности, дед помолодел. Одежда, что немного удивляет, неизменна, всё та же потрёпанная афганка. Он что, её вообще не снимает?
Рагхар совету не внял и ударил вновь. Всё повторилось, сабля завязла в невидимой преграде. Берсерк сделал несколько шагов назад и приготовился к новой атаке. Росс небрежно махнул рукой, и по бронированному медведю будто ковшом огромного экскаватора врезали, он улетел метров на пятнадцать и, приземлившись, продолжил кубарем катится по земле.
— Даже не поздороваешься с дедушкой?
Покачав головой, я ответил:
— С дедом бы поздоровался, но ты не он, ты монстр, а я с монстрами не здороваюсь.
— Привык убивать их, верно? — с осуждением спросил Росс.
Я кивнул:
— Да, привык, если способен, то монстров убиваю. Плохо, что такого монстра, как ты, мне убить не под силу. Михаил, ты был другим в воспоминаниях, что так испортило тебя?
— Ты правда считаешь, что я испортился? — Росс удивился, а может, лишь сделал вид. — Внучок мой глупенький, я обрёл могущество, стал самым сильным носителем разума в двух мирах. Зачем ты обижаешь меня, Никитушка?
— Обижаю тебя? Нет, дедушка мой несостоявшийся, даже не пытался тебя обидеть. Напротив, сильно рад за тебя, потому что не каждому дано достичь таких высот. Боюсь, что ты первый, кто смог стать таким. Ты своего рода уникум, один на миллиарды. Жаль, что тем, кем бы я хотел тебя видеть, ты не стал. И просто жаль, по-человечески, по-родственному, хоть и о родстве говорить теперь бессмысленно, мне жаль тебя.
Михаил нахмурился и, кажется, растерялся. Сделав шаг навстречу, он взял себя левой рукой за подбородок и спросил:
— Что ты имеешь в виду? О какой жалости речь?
Вот теперь не кажется, теперь я уверен, Михаил Росс в растерянности, и её причина мне известна, но пока о ней лучше не думать. Думать сейчас вообще очень рискованно, нужно держать собственный разум в узде, не позволять ему разгуливаться, продолжать закрываться.
Постучав указательным пальцем по виску, я поинтересовался:
— Зачем спрашиваешь? Не проще прочитать мои мысли?
— Я читаю и ничего не понимаю… Зачем ты рассказываешь мне анекдоты? Я хорошо их знаю, борода у них была ещё при жизни Ленина.
Посмеявшись максимально издевательски, я ответил:
— Анекдоты рассказываю, чтобы развеселить тебя, а то ты совсем хмурым стал, когда меня повстречал. Всё ещё хочешь знать причину моей жалости к тебе или уже перехотел?
Слегка качнув головой, Михаил Росс ответил:
— Нет, не перехотел, мне важно это знать. А ещё я хочу понять, почему не могу прочитать твоих мыслей. Никогда бы не подумал, что скажу это, но, внук мой, ты удивил меня, преподнёс сюрприз. Я давно наблюдаю за тобой и был уверен, что ни на что такое ты не способен. Ты ведь флегматик, притом самый вялый из всех флегматиков, которых знаю…
Взмахом руки попросив Михаила замолчать, я сказал:
— Последнее время мне пришлось стать флегматиком, и судя по тому, что ты говоришь, у меня получилось это отменно. Но давай не будем обо мне, давай лучше поговорим о моём отношении к тебе, о моей бескрайней жалости. Сказав, что жалею тебя, я не соврал, мне правда искренне жаль тебя, Михаил. Ты, получив статус «почти Бог», не смог стать почти Богом. Перед тобой лежало много дорог, и выбрать можно было ту, которая называется доброй, но выбор почему-то пал на злую. Ты не почти Бог, ты даже на сотую долю к этому статусу не смог приблизиться. Ты — это ходячее несчастье. Несчастье в кубе… — Покачав головой и одновременно усмехнувшись, я поправил сам себя: — Нет, ошибаюсь, твой уровень несчастья — Гугол.
Росс на сказанное отреагировал нетипично. Проявил информационную подкованность:
— Мне известно, что такое Гугол, но, уверен, ты имел в виду не компанию, и точно не поисковую систему в сети Интернет. Ты, внук мой, назвал число. Гугол — это десять в сотой степени, единица со ста нулями. По-твоему, я настолько несчастен?
— По-моему — да! — твёрдо ответил я. — Ты не согласен?
— Я Бог, мне по статусу не положено испытывать человеческие чувства.
Показав большой палец, я согласился:
— О да, мой несостоявшийся дедушка, ты прав, всё человеческое тебе чуждо. Отлично помню воспоминания твоего сына, в них много плохого, на основе которого я смог составить твою подробную характеристику. Напомнить, как легко ты пожертвовал близкими, чтобы достичь цели?
— На пути к победе всегда приходится чем-то жертвовать. Тебе ли не знать об этом, Никита?
— Нет, мне это неизвестно. Михаил, мы с тобой похожи, внешне почти одинаковы, я пошёл в тебя, практически копия. Но если ты заглядывал в мою голову, то знаешь, что там мы кардинально отличаемся. Самое простое сравнение: ты зло, а я добро…
Росс показал, что умеет смеяться и делает это точно так же, как я. Успокоившись, сказал:
— Интересно мыслишь, внук мой. Никогда бы не подумал, что ты такой самолюб. Себе корону, а меня в ад.
Улыбнувшись, я мечтательно пробормотал:
— Себя в цари, а тебя в ад — это был бы лучший вариант исхода. Наверное, так и поступлю в конце…
