часть его вам известна, а о другой мы сочли за лучшее молчать, пока он не осуществится. Некоторые из вас займут позицию на юго-восточной стороне, где я скоро присоединюсь к вам. Вы задержите грайков, насколько сможете, а потом медленно отступите, как учил вас Алдер, и это даст нам необходимое время, чтобы уйти.
Вторая группа отведет детей в надежное место, хотя, по какой дороге, еще не решено. Чем дольше мы будем откладывать отход, тем больше оснований надеяться, что грайки решат, будто мы все здесь. Тогда большинство гвардейцев будут посланы в Данктон, и меньше вероятность, что они перехватят отступающих... Третьей группе даны особые инструкции, о которых нет необходимости говорить.
— Но куда мы пойдем и где найдем прибежище? — спросил один крот, выразив то, о чем думали многие.
Все замолчали и погрузились в размышления, потому что одно дело — отступить, а другое — прийти в безопасное место. И тогда впервые кроты ясно осознали, что скоро, очень скоро они покинут свою любимую систему и что некоторые из них, возможно, не вернутся обратно.
— Мы пойдем,— начал Триффан, обводя взглядом битком набитый примолкший зал.— Мы пойдем...
Тут он остановился, опустил рыльце и помолчал какое-то время. Его губы шевелились, он взывал к Камню, и Спиндл, находившийся рядом с Триффаном с одной стороны, и Комфри — с другой, молча ждали, как и все остальные, чтобы он заговорил. Наконец Триффан поднял голову и произнес:
— То, что я сейчас скажу, обращено главным образом к молодежи и к матерям, родившим ее. К тем, кто видел одну Самую Долгую Ночь, потому что они — наше будущее, и с ними я хочу говорить. Поэтому пропустите их вперед.
И один за другим молодые кроты — и недавно родившиеся, совсем малыши, и многие из тех, кто по причине малого роста или особой стеснительности были отодвинуты назад или в тоннели вне зала, — оказывались впереди, потому что старые кроты посторонились и ободряли робких, уговаривая подойти как можно ближе к Триффану и другим старейшинам. Стоя рядом с Триффаном, Спиндл смотрел на эту толпу кротов и пытался разглядеть среди них того, кто мог бы оказаться Бэйли; он так мечтал увидеть его хотя бы один раз!
— Меня спросили, куда мы направимся, в какую часть кротовьего мира, от которого, как может показаться, Камень отказался и который захвачен и разрушен грайками. Я скажу вам правду: я не знаю, где мы будем завтра или послезавтра. Ни на следующей неделе, ни через месяц — не знаю. Я знаю лишь одно: куда вы принесете память о Данктонском Лесе, о системе, которую любили многие поколения кротов, в которую верили не только они, но и те, кто никогда не был здесь, — куда вы принесете память об этом, там мы и будем. Всегда. Если вы станете вспоминать место, где были детьми, где вас любили, где вблизи от великого Камня впервые пробудилась ваша душа, значит, мы все вместе. В этой памяти, частичка которой заложена в каждом из вас как самое драгоценное зерно, в этих воспоминаниях мы всегда будем с вами, мы будем ждать. Как листья больших буков вянут и умирают осенью, так будет и с нами, покидающими сейчас эту систему. Но так же, как снова набухают почки и появляются листья и деревья опять стоят во всей своей летней красе, — так в один прекрасный день некоторые из нас вернутся. Далек этот день, и мы не знаем, когда он придет, но куда бы вас ни забросила судьба, в вашей благодарной памяти наша система будет жить, как семя, которое вскармливают время, любовь и вера, пока не взойдет заря и пока вы, ваши дети или внуки рыльцами своими не почувствуете дуновение доброго ветра и не скажете: «Вот теперь Данктон готов принять нас, теперь мы отправимся в Данктон». И тогда вы или ваши дети и внуки придете и в тени великого Камня, вера в который будет жива в вас, поймете, что, где бы вы ни были, вы никогда не уходили далеко, вы вообще никуда не уходили.
Тут голос Триффана перешел в шепот, а молодежь, казалось, придвинулась еще ближе. Он продолжал:
— Запомните это, вы, у кого впереди много Самых Долгих Ночей, и подумайте, зачем мы собрали вас здесь и почему мы встревожены, почему говорим шепотом: наступит время, когда не станет меня, и Комфри, которого вы любите, и Спиндла, моего друга; тогда вы будете смутно вспоминать какой-то далекий май. Когда кроты, которые любили вас и видели, что над вами нависла угроза, поняли, что будущее не в них, а в вас, и сделали все, чтобы сохранить вас.
Как вы узнаете, когда возвращаться? Узнать это трудно; быть может, тому, кто захочет вернуться, потребуется столько же мужества, сколько нам теперь, чтобы уйти. Как же вы узнаете?
Триффан замолчал и оглянулся на Спиндла, а тот улыбнулся и дотронулся до своего друга, как бы говоря, что все здесь считают Триффана своим вожаком, и верят его словам, и последуют за ним.
— Да, — продолжал Триффан свою речь, и голос его окреп. — Да, вы узнаете. Потому что придет тот, кто покончит с несчастьями этих лет, — и это будет Крот Камня. Он придет, и я верю, что все мы в Данктоне и даже те из вас, кто еще не видел ни одной Самой Долгой Ночи, будут способствовать его приходу. Я верю, что имя Данктона прозвучит на весь кротовий мир так же звонко, как цокают наши когти по твердой гальке.
Крот Камня придет, и Безмолвие Камня станет всеобщим. Когда частички памяти о системе, которая когда-то существовала — а к тому времени это будут лишь частички, — шевельнутся и задрожат в ваших сердцах или в сердцах ваших детей и расскажут о том, что было место, где некогда кроты были любимы и снова будут любимы. Не просто любимы, а очень любимы, где они были в безопасности, где их родина.
Возможно, эта система не очень отличалась от прочих, не была какой-то особенной, избранной. Но ее кроты никогда не отворачивались от Камня. В награду за это и будет послан Крот Камня, чтобы вернуть утерянное нами и показать, как кроты, где бы они ни оказались, умеют хранить верность.
В один прекрасный день в кротовьем мире скажут: «Данктон? О, там жили настоящие кроты, они помогали друг другу, они были мужественны и
