прибрежной волной выворачивалась черная земля.
– Поднять бы и разборонить до дождей десятин десять целины, – указал на них агроном. – Народу не хватает, а это не работники! – с сожалением кивнул на пахарей. – Ко всему, надо еще строить, скот караулить.
– Крадут? – коротко спросил главный правитель.
– По-моему, в надежде на наш скот индейцы перестали охотиться на диких зверей.
– Держим бакеров, своих людей отправляем на выпасы, – уточнил Костромитинов. – Но, бывает, до ста голов теряем от угона.
– Наказывать надо! – строго приказал Купреянов, – чтобы не потакать и потом не переходить к большой крови.
– Наказываем! – поддержал главного правителя Костромитинов. – Испанцы за это расстреливают. Мы выслали из Росса на Ситху семерых арестованных воров в вечные каюры и пустили слух, что воры у нас исчезают. Не знаю, поможет ли.
– Плуги у меня американские! – агроном увлеченно продолжал знакомить гостей со своим хозяйством. – Прежде пахали, кто чем и каждый на свой лад, иные – сохами, а на сохах вместо сошника – кусок железа. Надо у бостонцев учиться, у них – машины. – Широко шагая, он знакомил гостей со своим хозяйством. – Там, где плохо родилась пшеница, в следующем году буду сеять гималайский ячмень…
– Сезонных рабочих насильно пригоняете? – настороженно спросил главный правитель.
– Вынуждены! – ничуть не смутившись, ответил Черных. – Добровольцев мало, машин нет. Жнейки нужны, паровые молотилки. И все же, у меня не так, как в Россе: не надо на руках таскать снопы с гор, вывозим на лошадях и мулах. А появятся машины, нужда в пеонах отпадет.
– Похвально! – в два голоса одобрили агронома главный правитель и, еще не вступивший в права Ротчев.
Женщины без удобств, но приятней чем в фактории, остановились в избе агронома. Прислуга княгини обустраивала ночлег. Матросы-креолы набивали соломой матрасы для правителей, которых Черных определил в ранчерию. Сысой устраивался на ночевал на баркасе. Агроном, так и не переодевшийся ради высоких гостей, носился по двору, распоряжался, помогал устраиваться, часто оказывался возле Екатерины и жадно вглядывался в ее глубокие синие глаза.
– Приказчик сказал, что вы собираетесь в пресидио?! – смущенно спросил главного правителя. – Может быть, оставите женщин у меня для отдыха?
– Они нужны нам именно там! – отказал в просьбе Купреянов. – Иначе оставили бы в Россе.
Знакомым путем, Сысой повел баркас в бухту при крепости Сан-Франциско. Парус вздувался попутным ветром, бездельничавших матросов убаюкивало клокотание воды за бортом, они сладко подрёмывали, черноглазая княгиня в окружении трех щебетавших женщин сидела в кресле на носу судна. Сысой был бодр и прислушивался к оживленной беседе правителей, сидевших на корме, хотя не все понимал в их разговоре.
– Скорей всего в политике есть причина настоятельного желания Главного правления избавиться от Росса, – рассуждал Костромитинов. – Губернатор Верхней Калифорнии генерал Хосе Фигера искал дружбы и признания с Санкт-Петербургом через Фердинанда Петровича Врангеля. – Врангель был в Мехико, говорил нам и писал Правлению компании, что за признание республики можно расширить колонии на север и восток от Росса.
– Но Россия не пошла на переговоры. Наше ретроградствующее правительство не соизволило решиться на такой шаг, – язвительно усмехнулся Ротчев, – и теперь Росс в затруднительном положении, – метнул на Сысоя настороженный взгляд.– Да еще эта история с Рылеевым и Завалишиным, – пролепетал почти шепотом.
Главный правитель колониальных владений молчал, внимательно слушая обоих, переводя пристальный взгляд с одного говорившего на другого. Лучи нежаркого солнца поблескивали на его орденах и эполетах.
– Но есть мнение, – продолжал Ротчев приглушенным голосом. – Впрочем, это открытое высказывание адмирал-генерала великого князя Константина: Россия вложит в Калифорнию большие деньги, пришлет людей для земледелия, а они, разбогатев, сделают то, что происходит на всем континенте – отрекутся от России.
По правому борту баркаса показалась крепость на холмах. Сысой указал на нее и спросил правителей:
– Большим судам заход в южный рукав запрещен, но у нас – малое. Почему бы не подойти к пристани?
Главный правитель скинул шляпу, обнажив блестящую лысину, размашисто, по-мужицки, перекрестился и велел дать салют из фальконета. С батареи крепости прозвучал ответный залп судну под компанейским флагом. Купреянов покрылся шляпой и приказал:
– Правь к пристани!
Сысой подвел баркас к берегу и крикнул матросам, чтобы спустили парус. Судно легонько ткнулось бортом в причал. Компанейских гостей встречали офицер с двумя испанскими солдатами и приветливо улыбавшийся мужик с русским выбритым лицом.
– Йоська, опять ты, что ли? – окликнул его Сысой.
– Бывал и Йоськой, – весело ответил толмач, – а нынче – дон Хосе Антонио на службе у коменданта пресидио.
– Беглец и выкрест?! – презрительно взглянул на него Купреянов.
Йоська Волков не повел взглядом в сторону главного правителя, только улыбка, предназначенная Сысою, слегка покривилась на выбритом лице. Ротчев что-то прогнусавил Купреянову приглушенным голосом. Главные люди российских колониальных владений сошли на сушу и свели женщин. Четверка сытых лошадей приволокла к причалу рыдван, подскакивавший и грохочущий колесами по камням. Испанский офицер учтиво открыл дверь, усадил Ротчева и Костромитинова с женами, последним вошел в карету главный правитель Купреянов в мундире морского офицера. Едва рыдван тронулся, матросы, крепившие баркас с хмурым видом, повеселели, стали шутить и перекидываться словечками с прислугой княгини.
Вскоре к баркасу подошли двое русских беглецов, живших при крепости. Им хотелось поговорить с земляками. Сысой сошел на причал, охраняемый двумя испанскими солдатами, сел рядом с беглыми и завел неторопливый разговор. Они были из тех пяти, что бежали из Росса при Шмидте, с выкрестившимися алеутами промышляли бобров в южном рукаве залива, уважались испанскими калифорнийцами. Сысой спросил про Полканова и узнал, что тот теперь служит в Монтерее при губернаторе.
К вечеру правители с женами не вернулись, но прислали посыльного за девками княгини и поваром. Матросам и шкиперу было приказано ждать, переданы от коменданта молоко, масло, пшеничные и кукурузные лепешки. Служащие Росса бездельничали вместе со скучавшими испанскими солдатами. Прошел день и другой, ожидание стало томить, матросы ловили рыбу, пекли на костерке у воды, по нескольку раз в день пили чай.
Правителей с женщинами все не было, по слухам они уехали в Монтерей к губернатору. За это время возле баркаса побывали едва ли не все русские и алеутские жители Сан-Франциско. Новостей из России, интересовавших беглецов, Сысой не знал, но к их
