Книга Махавира - Александр Поехавший

отдать хоть шекель, заработанный на многочисленных скверных работёнках. Как можно было с лёгким сердцем отдавать свои кровные и потные сбережения не пойми кому, даже в обмен за еду. Каждое моё расставание даже с самой незначительной суммой было заранее просчитано со всех углов и позиций только лишь ради одной личной выгоды. Мне было абсолютно неясно такое понятие, как альтруизм. Как можно было заводить так называемых друзей или ещё страшней женщину, если это неминуемо влекло за собой денежные расходы не только на одного себя. Гораздо приятней было прикупить себе качественной одежды или заплатить за коммуналку, чем вкладывать в ничего незначащие приходяще — уходящие смердящие, болтающиеся тела. Они пребывали в вечном поиске куда бы или к кому бы примазаться. Искали тех, кто мог потратиться и на них тоже, кому было хоть немного известно об альтруизме. Я лишь мог пожелать им удачных поисков, может такие ещё имелись в наше время.

Обе цели этих мытарств внутри государств: доведение английского до совершенства ради получения сертификата преподавателя и доступный секс как с волонтёрками, так и с гостьями. Всё это с грохотом провалилось из-за ещё больше разросшихся метастаз беспросыпной лени и банального осознания полной бессмысленности лишних движений ради других людей, которым насрать на тебя ещё больше, чем тебе на них.

Моё время в Израиле подходило к концу. Ничего не увидел, ничего не почувствовал, ничего не узнал. Последнюю неделю недоставало волонтёров, чтобы было четыре человека на сутки. Я согласился подзаработать шекелей за дополнительные телодвижения. Арабы предложили мне подзадержаться, они реально думали, что я в восторге от всего и всех. Перед вылетом прикупил экзотических фруктов в качестве гостинцев, оставшиеся деньги поменял на более удобную валюту. За всё время раз пятнадцать я успел сходить в веганский ресторан, где обжирался от пуза, но и разорился на целых пятнадцать шекелей.

На электричке доехал до аэропорта. Я выглядел, как на последней стадии жизни от ежедневных многокилометровых хождений и подъёмов, от отсутствия мяса, от исчерпывающего разочарования собой, как мужчины. Женщины полностью перестали проявлять интерес ко мне, ибо всё стало ясно читаться на лице и без презервативов. Каждый раз будто ничего и не было, это было несомненною правдой — ничего не было. Меня, естественно, задержали перед вылетом. Они справедливо посчитали меня отпетым нариком. Я не обиделся на многочисленные сканирования тела, предметов одежды, скудного багажа в виде небольшого рюкзака и пары хрустящих пакетов. Они так расстроились, что ничего не обнаружили при таком скрупулёзном шмоне.

С пересадкой в Стамбуле я причалил в наше государство внутри другого государства, где все люди равны, но были те, кто ровнее других. Все мы жили за счёт других. Никто никому был не нужен, но никто не прожил бы без другого и дня, если совсем не уйти в пещеру.

Я вновь зашёл в свою любимую однушку с видом на Волгу. Вытерпел, не посрал в поезде, чтобы сделать это без трясучки и прочего раздражения. Снова можно было не вытирать жопу, подставить её под струю холодной воды в ванной, ребром правой руки почистить понадёжней, левой рукой открыть кран уже над раковиной, ей же выдавить жидкого мыла на правую руку и культурно помыть обе друг о дружку. Зато не надо было покупать туалетную бумагу и жопа кристально чистая, а спал я у себя всегда обнажённый. Член я тоже всегда подмывал после каждого мочеспускания в упрощённом порядке над раковиной. Если б я это не делал вся простынь, пододеяльник рано или поздно были бы в говне и в ссаках, то же самое ожидало трусы. А это дополнительная стирка и сушка, и заправка постели и прочая херотень.

Сорвался и ушёл в очередной мастурбационный запой на то, как другие люди занимаются любовью на большом экране. Я поддерживал их так, они всё делали правильно. Хотя бы так, в таком качестве я продвигал этот способ сексуальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Прибавил собой один просмотр. Я верил, что эти девушки не только могли позволять иметь себя в зад безвозмездно, но и искренне радовались этому.

Я взглянул на свою многострадальную трудовую книжку. Её ненормальная толщина сигнализировала лишь об одном: о порядочной работе можно уже забыть навсегда. Хотя бы по статье ни разу не уволили, но у меня даже выговора ни разу не было или прогула. Но столько перемен работ напрягло бы и меня, если бы я принимал себя со стороны нанимателя.

Продрочив чуть больше месяца и пережив очередной траурный нг, я взял сидячку в Москву. Заселился по традиции в самый дешёвую ночлежку, где в компании с любимыми всеми гостями столицы лежал на койке и искал рабочее место администратора хосписа.

Нашлось заведение недалеко от центра. Без всякого бумажного оформления меня приняли на испытательный срок и разрешили на халяву жить там же. Они клятвенно обещали оплатить дни обучения, но в меньшем размере, но это было лучше чем вообще ничего. День и ночь я сидел рядом с постоянными работницами-администраторами, постигал азы программы и изучал тарифы за различные комнаты: меньше, больше коек, есть телевизор, нет телевизора и прочее сравнительно незначительное число вещей. Владелец хосписа был очень доволен моим английским и пообещал пристроить в гостиницу, ибо хоспис для меня слишком низкий уровень.

В выходные я бродил пешком до красной площади и прочим достопримечательным местам. Как обычно, сидел в макдаке, чтобы передохнуть и поесть своей еды в герметичном контейнере. Просто покупал пакет гречки и банку скумбрии. Заливал из крана водой, через час разбухало, вываливал рыбу туда и жрал каждый день одно и то же в подобных местах откуда никогда не выгоняли. Закусывал полезными ржаными хлебчиками, а хлебал простую воду.

Напротив меня сидел азиат, а рядом с ним женщина не первой свежести, но ещё не угасшая сороковка. Вот она перед ним крутилась и вертелась на стуле. Если б он был при деньгах он бы не стал сидеть в макдаке, но она не унималась. Проститутки не тратили время на посиделки в макдаках, они использовали каждый час жизни по максимуму же. Час на секс, час на сон, час на гигиену, час на магазин, час за часом уходили, но не так чтобы вот так сидеть и охмурять лоховатого мужичка, которой заказал себе по минимуму. Это до какой степени там всё докатилось, чтобы это так происходило.

Я не судил, ибо каждый будет испытан тем, что он порицает в других, но окончательно остановился на том, что