магната-латифундиста. Татий знал, что деньги неспособны вскружить Эйриху голову, не такой он человек. Скорее всего, он пустит всё добытое непосильным трудом на очередной легион, как бывало до этого не раз… А сам Татий даже не представлял, как бы зажил в Риме или в Равенне, а может и в Константинополе, обладай он таким безумным состоянием. Он и так себя не обидел, вернётся очень богатым человеком, но доля Эйриха была стократно существеннее.
Пятое — ценные сведения о далёких краях. Возможно, римские купцы не узнали столько, сколько узнал Татий за время странствий. Уж точно никто из них не участвовал в отражении штурма нортлянских воинов, никто из них не занимался столь углубленно коррупцией и абсолютно точно никто из них не сумел выведать секрет жи…
— Шахбаз, где ты там⁈ — прекратил он считать и размышлять. — Пора начать марать руки!!!
/17 мая 411 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь, Большой императорский дворец/
— Консул Флавий Аэций Мавританский! — объявил магистр оффиций Феофил Вирий Лигариан.
Обычно, для объявления визита, использовали придворных ниже рангом, но тут в Константинополь прибыл целый консул Западной Римской империи, поэтому Лигариану пришлось поучаствовать в роли церемониймейстера.
— Рад видеть тебя, — произнёс император Феодосий II.
Флавий Антемий лишь кивнул визитёру. Пока что он ограничится минимумом взаимодействия, потому что настоящие разговоры на актуальные темы будут происходить подальше от придворных ушей.
Сестра императора, Элия Пульхерия, не проявила к консулу вроде как союзного государства никакого интереса, лишь скользнула по нему взглядом и только. Она, в отличие от царствующего брата, знает, что Аэций пришёл просить и уговаривать и переговорная позиция у него слабая.
— Я прибыл с дарами, благочестивый доминус, — поклонился Флавий Аэций, после чего подал знак.
В тронный зал начали заносить сундуки и мешки, что обыденно, но в конце всех удивил очень большой ящик, длинной в два пасса, а шириной в один пасс, покрытый плотной тканью.
— Это трофеи, взятые мною во время Мавританской кампании, доминус, — вновь поклонился консул. — Золотые драгоценности, слоновая кость, экзотические камни, а также…
Он сделал знак и с большого ящика сдёрнули ткань. Это оказался не ящик, а клетка, в которой сидел настоящий лев. Сравнительно яркий свет, входящий в тронный зал через витражи, разбудил спавшего льва и вынудил его недовольно рыкнуть.
— Африканский лев, доминус, — заулыбался консул, увидев поражённое лицо императора. — Мои легионеры с трудом опутали его сетями, он очень силён и дик. Полагаю, он станет отличным дополнением твоей коллекции экзотических зверей…
Феодосий II с неподдельным восторгом рассматривал льва, ошалевшего от такого большого числа людей вокруг. Это значило, что куриоси западного консула не зря едят свой хлеб и находятся достаточно близко к императорскому двору.
— Это отличный подарок! — воскликнул император. — Мне, как раз, не хватало настоящего африканского льва! Правду ли говорят, что ты сумел разбить великую армию мавров?
— Их было около сорока тысяч, доминус, — ответил консул. — Битва была тяжёлой, но наши легионеры показали варварам, почему именно Рим властвовал и будет властвовать тысячи лет…
Сведения о состоявшейся битве за юг Африки дошли до Константинополя во всех подробностях. Восточный консул был озадачен, потому что не знал, что Флавий Гонорий способен взяться за ум и начать приближать к себе толковых людей. После убийства Стилихона, который пусть и сильно не нравился Флавию Антемию, но был очень талантливым управленцем и полководцем, было принято считать, что с Западной Римской империей всё кончено.
И тут появляется этот Аэций, приблизившийся к императору через отца, магистра конницы Гауденция, после чего Флавий Гонорий бежит из Равенны в Карфаген, где неожиданно крепит власть и начинает собирать легионы.
Говорят, что западный консул оказал давление на наместников в Иберии, на Западных островах, а также в обеих мавританских провинциях, причём кое-где угрожал применением военной силы, поэтому власть императора стала крепче, чем была когда-либо и к Карфагену начали стягиваться легионы лимитанеи и даже пары комитатов.
Помимо этого, на базе каструма Гемеллы, на восточном краю Африканского фоссатума, (3) западный консул воссоздал три легиона — V-й легион «Алауда», VI-й легион «Феррата», а также XXII-й легион «Примигения». Эти легионы, при учреждении, не имели статуса комитатов или лимитанеи, потому что Аэций использовал готскую идею о возрождении легионов Старой империи.
Консул Западной Римской империи очень много обещал, мотивировал африканских римлян вступать в «старые» легионы, окружённые ореолом архаичной воинской славы, берущей начало ещё со времён Цезаря и Октавиана… Так или иначе, но Антемий уже знал, что Аэций обещал легионам, от имени императора, малую часть земель в Сельской Италии и существенную долю земель в Паннонии, когда она тоже будет возвращена. Нужно было чем-то перебить предложение готов, поэтому западный консул пошёл на отчаянный шаг. И, как говорят куриоси, это начинает работать.
Затем Аэций решил давнюю проблему Африки — разобрался с маврами. Десятки племён, начавшие страдать от учинённого легионами террора, собрали великую армию, чего не случалось вообще никогда. Аэций разворошил осиное гнездо, но сделал это целенаправленно, чтобы мавры собрали в одном месте всех лучших воинов. Благодаря незначительным затратам времени и ресурсов, консул сумел избежать бесперспективной ловли мавров по всей пустыне и уничтожил их в одном генеральном сражении.
Разгром был феноменальным, превосходящим некоторые победы одного очень пакостливого гота, что плавно перетёк из инструмента для ослабления Запада в масштабную беду, маячащую на горизонте. Песчаную битву, как её окрестили в народной молве, не сравнить с разгромом визиготов или битвой против гуннов, но победа римского оружия вышла впечатляющей и получила широчайшее обсуждение в обеих империях. Кто-то даже называет Флавия Аэция истинным римлянином…
Самое главное — победа была достигнута парой комитатских легионов и шестью легионами лимитанеи. Высока вероятность, что Аэций приведёт хорошо показавшие себя лимитанские легионы в статус псевдокомитатов, но это точно дело недалёкого будущего.
И вот, когда южные пределы в полной безопасности, для консула Флавия Аэция настало удачное время переговоров с Восточной империей.
Готы, которых консул Флавий Антемий отправлял в Италию с целью ослабления западных римлян, начали делать совсем не то, что предполагалось и подразумевалось. Он думал, что Эйрих начнёт наводить там свои порядки, поставит свою знать на руководящие посты, возьмёт Рим и Равенну, чтобы насадить западникам своё видение правильной организации державы. Это должно было занять десятилетия, чтобы Восточная Римская империя смогла разобраться с внутренним кризисом, параллельно с этим имея мощный приток беженцев с запада, бегущих в более цивилизованные края с деньгами и ценностями…
Но гот Эйрих произвёл несколько финтов, которые изменили вообще всё. Простолюдины покоряемых регионов и провинций рады приходу готов, потому что готы даруют земли, ранее принадлежавшие почтенным магнатам. По пятьдесят югеров на мужа, а ещё, как оказалось, Эйрих наладил снабжение новых землепашцев инструментарием, за счёт державной казны — ему остро нужно зерно и он его получит любым способом.
Нищих простолюдинов он этим купил вместе с содержимым их кишок, но торговцам и иным дельцам из низшего сословия этого было мало. И тогда он предусмотрел формирование триб из римлян, чтобы они сами избирали своих представителей в готский сенат, который, в действительности, способен что-то решать. Этого тоже было мало, само собой, поэтому он наладил торговлю с северными племенами, вновь открыл для Италии Альпы, до этого занимаемые багаудами, начал торговать с франками, бургундами, даже с маркоманнами, которые его не очень-то любят — сделал то, чего не было при Флавии Гонории.
Теперь в Италии готам рады все, кроме нобилей, которых сгоняют с родных земель с тем, что они могут увезти на телегах. И это создаёт определённые проблемы Восточной Римской империи, потому что беженцы несут с собой лишь ограниченное количество богатств, а ещё они не мастера, даже не пахари — ничего не производят и ничего не умеют. Таких в Константинополе всегда хватало, но сейчас едет ещё больше…
И, вроде бы, переговорная позиция консула Флавия Аэция слаба, но Готская проблема с каждым днём становится всё более и более
