Прошлое не желало уходить, а старые привычки – и предрассудки – забывались с трудом.
– Я хочу перебить их так же сильно, как ты, – сказал тогда Джарлакс. – Атрогейт был не только твоим другом, но и моим.
– Верно, – согласился Бренор. – И Амбра, я знаю это. Но, если честно, я до сих пор не пойму, насколько я могу доверять тебе, эльф, в некоторых вопросах, особенно когда дело касается денег или магии, а? Хотя в случае войны я рад буду, если ты останешься на моей стороне.
Джарлакс, услышав это, поклонился и прикоснулся к широкополой шляпе.
– А как насчет Главной башни, будет от них помощь? – поинтересовался Бренор. – Эти маги… Думаю, они не очень-то любят демонов, которые их не слушаются.
– Уверен, маги целиком и полностью на нашей стороне и готовы помочь. И их помощь нам понадобится – в этом я тоже уверен.
Бренору захотелось кое-что ответить Джарлаксу насчет того, что он, дроу, никогда не видел воинов клана Боевой Молот по-настоящему разъяренными. Однако он оставил эту мысль при себе, побоявшись, что сейчас его слова прозвучат не слишком убедительно. Атрогейт погиб. Амбер Гристл О’Мол из адбарских О’Молов погибла. Его друзья, получив смертельные раны, только что с трудом добрались домой, чтобы сообщить ему эту новость.
Он боялся, что вскоре клану Боевой Молот придется сражаться за собственное существование и что ожидавшая их война окажется еще более жестокой и кровопролитной, чем страшная бойня в Серебристых Болотах.
Вскоре ему предстояло узнать, что он сильно недооценил своих врагов.
* * *
– Положение ухудшается, – сообщила Аш’ала Меларн Киммуриэлю Облодра. Это были ее прощальные слова; затем псионик обратился в облако бесплотного тумана и просочился сквозь стену туннеля Подземья, покидая место их тайного свидания.
Аш’але очень хотелось отправиться с ним. Собственное будущее в Мензоберранзане представлялось ей не слишком радужным. Когда-то она выступала в роли связующего звена между ее Домом, Бреган Д’эрт и Домом Ксорларрин, но Дома Ксорларрин больше не существовало. А если ему и суждено было возродиться на месте павшего Дома До’Урден, то только под эгидой Дома Бэнр и в качестве их союзника. Дом Меларн, который открыто напал на Дом До’Урден, лишился благосклонности Ксорларринов, не говоря уже о Бэнрах!
А Бэнры являлись могущественными покровителями Бреган Д’эрт.
И что теперь оставалось делать Аш’але? Она была третьей дочерью верховной жрицы Кирнилль. В прошлом перед ней открывались большие перспективы, потому что Кирнилль тогда называлась Матерью Кирнилль Кенафин. Но сейчас их главой стала Жиндия Хорлбар; она пользовалась неограниченной властью в клане, а Кирнилль утратила какое бы то ни было влияние. Молодая женщина, чье положение стало шатким, понимала: если Кирнилль падет, ее дочерям останется лишь надеяться на милосердие Жиндии.
Аш’ала прекрасно знала, что Жиндии неведомо милосердие.
Она уже открыла рот, чтобы окликнуть уходившего псионика, попросить его взять ее с собой, в отряд Джарлакса. Однако она промолчала, потому что понимала: Киммуриэль не сделает этого. Младшая жрица представляла ценность для Бреган Д’эрт именно здесь, поблизости от лидеров Дома Меларн. В качестве рядового члена организации наемников она никому не была нужна.
И поэтому она лишь вздохнула и направилась обратно в город, во дворец Меларн. Едва она успела войти в парадные двери, как часовой сообщил ей, что Верховная Мать разыскивает ее по важному делу. Озабоченно нахмурившись, она поспешила по коридорам и нашла Мать Жиндию в ее личных покоях; женщина восседала в удобном кресле рядом с верховной жрицей Кирнилль.
– Мне сказали, что ты желаешь меня видеть. – Аш’ала почтительно склонилась. – Я раздобыла кое-какие новые сведения о планах Матери Зирит Ксорлар…
– Вот как? – перебила ее Мать Жиндия, которую эти слова как будто бы позабавили. При виде ее улыбки у Аш’алы волосы на затылке зашевелились. Ее страхи превратились в кошмарную реальность мгновение спустя, когда четыре стража, и среди них маг Дома Меларн, вошли в помещение через боковую дверь. Рядом с ними плыл магический диск, на котором лежал Киммуриэль Облодра; псионика удерживали на диске энергетические «веревки» – за запястья, щиколотки, поперек туловища и за шею!
И еще одни «кандалы», живые кандалы, самые отвратительные и ужасные, держали псионика в плену: за диском следовал какой-то иллитид, и два его щупальца, похожие на щупальца осьминога, были засунуты в ноздри Киммуриэля.
– Мать… – начала Аш’ала.
– Можешь не тратить слова, – оборвала ее Мать Жиндия. – Нам известно все, а если от нас что-то ускользнуло, мой друг, проницатель сознания, легко и просто выяснит это у тебя.
Она сделала жест в сторону открытой двери, и в комнату вошли другие дроу – хорошо знакомые Аш’але жрицы Дома Меларн. Они окружили несчастную молодую женщину и увели ее в другую комнату, и у Аш’алы подкосились ноги, когда она попала в это помещение.
Это была тесная комнатка, и в ней находился только один предмет – большая металлическая ванна, наполненная водой. По обе стороны ванны торчали подлокотники с ремнями и тиски для больших пальцев ног.
– Нет, не надо, не надо, – умоляюще пробормотала Аш’ала, и ноги у нее стали ватными. Однако сестры подхватили ее прежде, чем она рухнула на пол, и сорвали с нее одежды.
Затем они подтащили жертву к ванне и привязали ее руки.
В этот момент в комнату вошли Жиндия и мать Аш’алы, и Жиндия, взглянув на Кирнилль, сделала жест в сторону орудия пыток.
– Ты должна закрутить тиски, верховная жрица. Покажи, что твоя преданность Ллос превыше любви к дочери.
Аш’ала увидела выражение боли на лице матери, когда та сжала в тисках пальцы несчастной девушки; но, кроме боли, во взгляде Кирнилль промелькнул еще и гнев на безмозглую Аш’алу, которая поставила ее в такое положение.
И поэтому, закручивая винт, Кирнилль не проявила ни капли жалости, и кости Аш’алы затрещали под страшным давлением тисков.
В это время другие жрицы намазали лицо и шею Аш’алы сладкой липкой смесью, состоявшей из меда и молока рофа.
Все отошли от всхлипывающей Аш’алы. Мать Жиндия приблизилась и, наклонившись, взглянула в глаза несчастной.
– Не бойся, дитя, тебя будут хорошо кормить, – произнесла она. – Я лично доставлю тебе мух.
Аш’ала начала вопить и умолять о милосердии, забилась в ванне и попыталась выдернуть руки, но ремни держали крепко.
Жиндия лишь рассмеялась, завернула один винт, и жертва душераздирающе вскрикнула.
– Приведи иллитида, пусть он выудит из ее мозга все, что нам нужно, – приказала Мать Жиндия одной из жриц, затем отвернулась от Аш’алы и снова сдавила тиски. – Боль говорит тебе о том, что ты жива, дитя, – промурлыкала она в ухо рыдающей Аш’але. – А это хорошо. Понимаешь ли, я хочу, чтобы ты получила удовольствие от обильной пищи, которую мы будем давать тебе. Я хочу, чтобы ты оставалась жива, когда мухи будут поедать молоко и мед. Я хочу, чтобы ты оставалась жива, когда будешь лежать в этой ванне в собственных испражнениях. Я хочу, чтобы ты оставалась жива, когда черви будут копошиться в мерзостной грязи вокруг тебя, чтобы ты чувствовала, как они кусают тебя, извиваются в твоем теле, пожирают тебя заживо.
