Книга Граница миров - Кристель Дабо

Пустота разрасталась, захватывая новые территории. Она поглотила робота, стоящего при входе и встречающего посетителей; она продолжала отгрызать от Мемориала кусок за куском – вероятно, злоупотребление Другого украденными семейными свойствами в свою очередь содействовало инверсии мира. Зов ветра, звучавший всё сильнее, вызывал у Офелии ощущение, что она пытается плыть против течения. При таких темпах скоро и спасать будет нечего.

– Надеюсь, у вас имеется план, мадам Торн, – негромко заметил ей Арчибальд, рассматривая уходящую в небо лестницу.

– Имеется.

Вот только ключевым звеном этого плана была Элизабет. Офелия с облегчением обнаружила ту почти невредимой. Она упала на колени перед Другим, волосы скрывали ее потрясенное лицо. Без нее всё было бы кончено. С ней, возможно, тоже. Теперь всё зависело от ее воли принять или отвергнуть истину. Она не сопротивлялась, когда Другой взял ее за руку, словно девочку, и потащил вслед за собой вверх по лестнице, не обращая больше ни на кого внимания. На каждой ступени какой-нибудь новый орган – рука, нога, нос, глаз, рот, уши – прорастал на его теле, лишая Другого всякого подобия мыслимых очертаний. Он становился всё массивнее, всё изменчивее, будто бы каждая личина, которую он присвоил на протяжении веков, теперь стремилась взять верх.

По мере его восхождения мужчины и женщины, стоящие на ближайших этажах, отшатывались назад, не в силах отвести от него взгляд. Другому ничего не стоило бы перенестись прямо внутрь Секретариума, причем никем не замеченным, и отправить Элизабет по другую сторону зеркала, но он решил устроить настоящее шоу. Лестница, подъем по ступеням: публичная казнь.

Бог вышел из-за кулис и больше туда не вернется.

Всё тело Офелии пробрала дрожь, так что кожа покрылась мурашками. Она подумала о Янусе, огромном неуловимом Янусе, убитом в одно мгновение, потом двинулась к лестнице.

Гигантская рука мягко удержала ее за плечо. К удивлению Офелии, это оказался Фарук. Он отрицательно качал головой. Что-то внутри него смутно ее помнило – или же он помешал бы любому сделать то, что она собиралась? Офелия выдержала его ледяной взгляд, несмотря на физическую боль, которую причинял этот визуальный контакт, пока он не сдался и не отпустил ее.

Гаэль, которая не столько целовала Ренара, сколько кусала, внезапно отстранилась от него, обратившись к Офелии:

– Не ходи туда. Я сорок три раза пыталась его прикончить, а у меня, не в обиду тебе будет сказано, все пальцы на месте. Эта штука не может сдохнуть. В отличие от тебя.

Ее глаза, один цвета полуденной лазури, другой цвета ночи, выдавали противоречивые чувства. А вот Офелия ощущала только одно. Страх. И всё же она поднимется по этой лестнице.

– Евлалия Дийё больше не знает, кто она. Я единственная, кто способен помочь ей вспомнить.

Озадаченный Арчибальд поскреб подбородок, заросший щетиной.

– Это и есть ваш план?

– Я не прошу вас идти со мной.

Офелия начала взбираться по ступеням так быстро, как только позволяли сандалии. Это была самая крутая лестница, по которой ей когда-либо доводилось подниматься. Она поскальзывалась на осколках стекла и камня, и не было никаких перил, чтобы удержаться. Она перестала смотреть вниз, когда земля слишком отдалилась, и теперь не спускала глаз с Элизабет, там, выше, по-прежнему выше, которая жалко спотыкалась, следуя за Другим.

– Ты родилась в далекой стране, очень давно, – обратилась Офелия к ней как могла громко. – Тебя забрали в армию Вавилона. Ты работала над военным проектом. Ты кристаллизовала свой отголосок при помощи телефонной трубки.

Слова Офелии словно отскакивали от стен Мемориала, не достигая ушей той, кому предназначались. Увлекаемая со ступени на ступень, Элизабет казалась еще безучастней, чем когда-либо. Глядя на нее, можно было и впрямь поверить, что отголосок – это она.

Офелия настойчиво продолжала:

– Ты создала Духов Семей своими словами и своей кровью. Именно здесь ты устроила для них школу.

Другой внезапно замер на вершине лестницы, на головокружительной высоте. Висящий напротив него Секретариум, внушительный, как луна, издал оглушительный скрежет. Под воздействием многочисленных семейных свойств Другого облицовка из красного золота пошла трещинами, словно алюминиевая фольга, потом металл лопнул и глобус раскрылся. Офелия защищалась как могла. Лавина брусьев, болтов, цилиндров, колесиков, ваз, серебряных приборов и перфокарт обрушилась на Мемориал. Звон разлетающихся антикварных коллекций. Агония самой большой в мире базы данных. Неисчислимые часы каталогизации, классификации, кодирования, перфорирования были сметены в одно мгновение.

Секретариум напоминал выпотрошенную планету. Внутри остался только второй парящий глобус, миниатюрная копия внешнего вместилища. Повинуясь простому жесту Другого, он распался в свой черед, породив тучу пыли и паутины и явив потайную комнату, до того скрытую в нем. А в центре комнаты – висящее в пустоте зеркало.

Лестница, подчиняясь воле подземной механики горных пород, поднялась еще выше, до комнаты Евлалии Дийё.

Элизабет смотрела на витающие вокруг нее перфокарты. Борясь с головокружением, от которого спазмами сводило желудок, Офелия одну за другой преодолела последние разделяющие их ступени.

– Ты придумала код Книг. Ты писала сказки под инициалами Е. Д. Ты подружилась со старым комендантом. У тебя был хронический насморк.

– Прекрати!

Этот повелительный окрик исходил изо ртов Другого. Они вы´сыпали у него на лице, на шее, на спине и на животе. Отростками плоти он ухватил Элизабет за волосы, Офелию за шарф и бросил обеих на пол комнаты. Двойной удар, двойная боль. Поверхность висящего зеркала уже колебалась; Изнанка отреагировала на приближение обеих Евлалий, настоящей и ложной, требуя себе лишнюю.

Половицы скрипели, как плот, под тяжестью Другого, когда он шел, перебирая множеством ног и размахивая множеством рук. Глаза, распустившиеся на каждой частице его кожи, были устремлены на Офелию. А сквозь ее разбитые очки проступал еще более множественный его образ. Она оперлась на исцарапанные локти, чтобы доползти до скорчившейся рядом Элизабет, мертвенно-бледной под россыпью веснушек.

– Это была твоя комната. Ты проводила здесь долгие часы за пишущей машинкой. Отсюда ты слушала, как растут дети, которых ты создала. Помнишь, ты мне говорила, что ты из многодетной семьи? Вот они и были твоей семьей. Тебя никто не бросал у незнакомцев. Это ты сама ушла на Изнанку. Ты попросила меня освободить тебя, я проделала разрыв, и ты выбралась из зеркала там, где сама захотела, – на Вавилоне, в каком-то случайном доме. Это было твое решение, так отвечай за него. Только ты можешь вразумить свой отголосок.