– Препо… Габриэла?! Сестра Габриэла стала настоятельницей?! А как же Матушка Иотана? Она… она…
– Она жива, – успокоила девочку монахиня. – Ее сместили с поста настоятельницы. Она несет схиму у Затворников Каннабиса.
– Почему?! Как они могли сместить ее?! Ханжи в епископате добились своего? Но разве сам монсеньор не говорил, что за последнее столетие монастырь не знал более разумной и благочестивой настоятельницы?!
Монахиня опустила голову.
– Когда государыня заняла трон и объявила Придворного Мага вне закона, лорд Нивар обнародовал записку… за личной подписью герцога Кэрдана. Записка гласила, что мать Иотана находится под протекцией герцога и ее смещение без согласования с ним запрещено. Милорд епископ немедленно вынес решение о смещении матушки… и назначил мать Габриэлу.
Несколько секунд Эдера окаменело смотрела на сестру Орделию, а потом разрыдалась. Орделия сочувственно обняла ее.
– Я тоже плакала. И гневалась. Я давно знала, что Нивар и Мавродис плетут интриги против Матушки. Но и подумать не могла, что они пойдут на подлог.
– Не подлог, – проговорила Эдера сквозь всхлипывания. – Он сдержал обещание. Я просила его. Я выкупила у него Матушку. Чтоб ему провалиться в преисподнюю. Чтоб мне провалиться в преисподнюю!
Сестра Орделия испуганно сделала охранный знак Создателя. Еще в монастыре речь любимой воспитанницы не всегда отличалась благочестием, но сейчас ее ругань и божба дышали темной яростью. Девочка совсем не берегла душу…
– Сколько горя я причинила своему дому, единственному дому, и единственной семье! Матушка загубила свое служение. Вас выгнали. И все из-за меня!
Монахиня покачала головой.
– Меня никто не выгонял. Я ушла по собственному выбору. Просто собрала узелок и тихо покинула обитель, в тот же день, когда Матушку увезли к Затворникам. Как еще я узнала бы о твоей судьбе?
– Но они не пустят вас обратно в обитель! А как же ваши травы, ваши ученики?
Сестра Орделия кротко улыбнулась.
– Что мне обитель? Травы растут не в обители. Ученики? Ты – моя ученица. Дешево стоит тот учитель, что не способен пожертвовать спокойствием и благополучием ради заблудшего ученика, сбившегося с пути.
Эдера поджала губы.
– Я не заблудилась, сестра. Меня сбили с пути. Теперь мне остался лишь путь в Элезеум.
Сестра Орделия кивнула.
– До меня доходили слухи под стенами дворца… Я подозревала в тебе фею. Мать… сестра Иотана, должно быть, тоже. Позволь мне проводить тебя. Я хочу убедиться, что ты доберешься благополучно… и обрадовать Иотану вестью… Ей тяжело без вестей о тебе.
– Все обойдется благополучно, сестра. Со мной отправится Фелион… Фаэлон. А вы возвращайтесь в Обитель. Еще не все потеряно. Фаэлон и отец напишут бумагу, что вас призвали ко двору тайным указом королевы. И о Матушке позаботятся, правда, Фелион? Ты сможешь упросить королеву, чтобы мать Иотану восстановили в должности?
Фелион сомневалась, что упрямая Гретана прислушается к ее просьбе, но не успела ответить Эдере. В покои вошли кухонные служки с яствами и принялись накрывать стол. Практичная волшебница распорядилась подать обед сразу, как дворецкий сообщил о гостье. Она сказала:
– Садись за стол, Орделия. Ты перенесла нелегкую дорогу и суровые испытания. Мы успеем поговорить. А сейчас отдохни и пообедай. Я прикажу отвести тебе покои и приготовить ванну с дороги. Мы поговорим о дальнейшей судьбе Обители.
II
На перекрестке стоял нищий в бурых лохмотьях, с темной повязкой на глазах. Он опирался на плечо двенадцатилетнего подростка. Мальчик протянул шапку упитанной купчихе, заныл жалобно:
– Подайте на пропитание, досточтимая монна! Подгорные бесы выжгли отцу глаза в шахтах Северной Гевазии! Некому кормить меня и двух сестренок! Одной семь лет, другой три года… Нашу матушку унесла ракитничная лихорадка, ибо нечем было нанять знахаря! Мы умираем с голоду! Подайте, добрая монна!
Купчиха даже не обернулась на причитания нищего. Подле нее роились полдюжины служанок. Пара из них сделали знак Создателя, услышав о подгорных бесах. Но никто не бросил монету. Мальчишка отскочил от слепого отца и уцепился за фартук купчихи.
– Пожалейте моих голодных сестренок, добрая монна!
– Уйди прочь, мерзкий вшивенок! – взвизгнула толстуха и стукнула его по пальцам полной корзиной. Мальчик с трудом удержался от соблазна выхватить эту корзину. Овчинка выделки не стоит. Они здесь попрошайничают, а не карманничают. Место хорошее, прикормленное. Глупо терять его из-за жадной коровы. Вот только Иркри, ослятина безмозглая…
«Слепой» нищий проворно нагнулся, поднял с земли камень и запулил в купчиху с меткостью снайпера.
– Жирная бочка! Чтоб тебе зарябеть, чтоб твоему сыну яйца отпилили по пьяни, а дочь принесла в подоле от холопа!
Визжащие девахи подхватили юбки и бросились наутек. Хозяйка вразвалочку покатилась за ними, осыпая проклятьями и нищебродское хамье, и неблагодарных трусих. Мальчишка вернулся к своему напарнику, сложившись пополам от хохота.
– Эка ты зарядил, Иркри! Не ждал от тебя такого зрелища! Аж вышел из роли! То всегда меня шпыняешь, а тут сам забыл, что слепой! Ха-ха-ха!
– Говенный день, мать-перемать, – сплюнул нищий. – Только шастают туда-сюда дебелые жадины да пропившиеся подмастерья. Не стоило сегодня с утра выходить. Хоть бы подвернулась какая девчонка вроде той ведьмы с двумя золотыми… Жалко, тогда я сам не подвизался к ней на дело, вместо этого кобельего сына Берага. Перепало бы поболе двух золотых.
– Ага, тогда ты сам свалил бы с ее деньгами, как Бераг, ха-ха-ха!
Нищий отрядил увесистую затрещину пареньку.
– Молчать, щусёныш! Уж я-то не предал бы стаю.
У поводыря имелось свое мнение на этот счет, но свежеобретенный синяк под глазом убедил его придержать таковое при себе. А через секунду паренек забыл о своем мнении и даже о синяке.
– Глянь, Иркри…
Вторая затрещина не заставила себя ждать.
– Чего еще за «глянь»? Сколько тебя учить?! Бес меня подери… Преисподняя!
Разинув рот, слепой Иркри уставился на ноги в солдатских сапогах, что прямо из воздуха вырастали перед ним на мостовой. За ногами появились таз и туловище, да руки с кривым, зазубренным ятаганом. Такими ятаганами Придворный Маг, пока еще был таковым, распорядился вооружить последние партии «Королевских Медведей» – для устрашения врагов. Иркри не успел поразмыслить над стратегическим хитроумием бывшего временщика, равно как и подивиться чуду. Рука на безголовом туловище размахнулась, и острие ятагана вонзилось Иркри в глаз, абсолютно здоровый, хоть и перетянутый засаленной повязкой. Нищий рухнул замертво, а мальчишка бросился наутек.
Голова наконец материализовалсь из воздуха – землисто-серое лицо, лишенное человеческого выражения. Пустые глаза без зрачков – глаза зомби-берсеркеров. Долю секунды убийца выбирал, за кем пуститься в погоню – за тощим подростком или за ватагой орущих женщин. Мальчишка улепетывал быстрее, и он был один. Женщин много, они путались в юбках, толкали друг друга в тесном переулке…
