Потихоньку, осторожно и неторопливо, чутко прислушиваясь к ее реакции и стараясь не делать ей больно, мужчины начали свой сумасшедше дикий танец. Танец страсти, танец разврата, танец наслаждения, танец двойного обладания самкой, танец тройной любви. Они ощущали, как оба члена почти соприкасаются друг с другом через тонкую перегородочку Дашиной плоти, как та вся дрожит внутри и бьется от распирающей ее нестерпимо острой сладости, как, сама не осознавая этого, хочет, чтобы ее вот так грубо имели сразу два голодных самца. Это было явно видно: она стонала и плакала от невыносимого удовольствия, она беззастенчиво отдавалась им, она все сильнее и сильнее сама безумствовала, а они оба жадно обладали ею, упиваясь этим пьянящим развратом.
Теперь она безраздельно принадлежала этой извращенной троице, откровенно наслаждающейся ее телом, и они наконец могли позволять себе все, что им было угодно. Даша окончательно потеряла разум: она подчинялась, она подставлялась, она безропотно разрешала им вытворять с собой абсолютно все, она сама умирала и умирала от дикого, немыслимого, дурманяще – животного наслаждения.
Лишь на короткое время прервав совокупление, они перебрались затем на лодку, и эта безумная вакханалия продолжалась там дальше почти до самого утра. Они имели ее по очереди, вдвоем и втроем, они менялись ролями и извращались, они упивались своей вседозволенностью, они ставили их вместе с Ксюшей в немыслимые позы, трахая их сразу обеих, они делали это в самых разных местах. Они все просто-напросто сошли с ума от похоти.
Глава 7
Качнувшись на волнах прошедшего недалеко крупного катера, лодка чуть развернулась, и яркий лучик солнца, прокравшись в щелку занавески иллюминатора, с любопытством заглянул Дарье в глаза. Вздрогнув, она проснулась. Сладко зевнула, нехотя потянулась, постанывая, потерла лицо ладонями, глубоко вздохнула и… с недоумением оглянулась. Постепенно до нее вдруг стало доходить, где она… и что здесь недавно происходило.
Это была мастер-каюта, и проснулась она в постели Дмитрия. Именно его одежда валялась в кресле рядом с ее купальником. Сама она лежала абсолютно голой. На смятых простынях отчетливо просматривались свидетельства страстной ночи.
«Ой, мама!» – испуганно подтянула Даша к подбородку одеяло, будто пытаясь прикрыться от окружающей ее действительности. А действительность была такова. Губы чуть распухли от страстных Ксюшиных поцелуев, из влагалища потихоньку сочилась сперма, а попка ощутимо болела. «Боже, какой кошмар! – залилась краской невыносимого стыда Дарья. – Что же это я такое вчера вытворяла?! – захотелось немедленно идти топиться. – В какой немыслимый разврат они меня вчера вписали!» – с откровенным ужасом вспоминала она подробности ночной гулянки, и эти воспоминания, словно фотовспышки криминальной фотохроники, одно за другим всплывали у нее в голове, заставляя все больше краснеть и покрываться потом.
Если бы рядом с Дашей в этот момент была бомба, она бы точно взорвала себя вместе со всей этой сволочной компанией и проклятой лодкой. К счастью, бомбы под рукой не оказалось. Оставалось только повеситься. Как назло, потолок в каюте оказался низким, а подходящего крюка на нем не было. Перед тем, как топиться, целесообразно было, по крайней мере, умыться и немного подкраситься. Ведь по дороге можно было кого-нибудь случайно встретить.
Быстро заперев изнутри каюту на защелку, Даша достала из своей сумки косметику и закрылась в ванной (кто-то заботливо принес в каюту ее вещи, положив их на видное место). Удивительно, но из зеркала на нее смотрело вполне довольное жизнью лицо. Следы гулянки на нем, конечно, слегка просматривались, но лишь весьма отдаленно и совсем не грубо. Так, будто чуть-чуть не выспалась девушка, и все. Похоже, душевные метания и жуткие угрызения совести раздирали ее тело только изнутри. Такое раздвоение личности жутко пугало, но, как ни странно, рвать волосы на голове расхотелось, а насчет топиться надо было еще подумать. Хотя стыдно было по-прежнему очень.
Приняв душ и приведя себя в порядок, Дарья почувствовала, что не сможет выйти наружу и лучше умрет, запершись в этой каюте, чем посмотрит теперь кому-нибудь в глаза. Схватившись руками за голову, она со стоном упала на кровать.
И тут в дверь каюты тихонько постучались.
– Эй, открой! Мы же слышим, ты уже проснулась, – раздался за дверью подчеркнуто ласковый голос Ксении. – Машуля, открывай, – ворковала эта сука, эта мерзкая развратница, эта наглая сводница, напоившая ее и подсунувшая сразу под двух похотливых кобелей.
«Убью сейчас!» – твердо решила Дарья, но как назло под рукой не оказалось ножа. Оставалось только испепелить бывшую подругу взглядом, причем дотла. Ну, может, еще перед этим поставив ей огромный фингал.
Быстро открыв защелку каюты и снова плюхнувшись на кровать, Дарья с ненавистью смотрела на дверь, размышляя, что правильней: сначала поставить фингал, а потом испепелить или наоборот, испепелив, со всего маху дать в рожу. Дверь немного опасливо приоткрылась, видно, зараза Ксения чувствовала, что тут ей могут быть не рады.
– Машик? Ты где? – слащаво пропел голосок сволочной сутенерши, и в дверь просунулась Ксюшина голова. Она явно рисковала, не надев защитный шлем. Видно, знала, гадина, что в каюте нет дубины. Дарья молча сверлила ее ненавидящим взглядом.
– Господи! Ты что же это надутая такая здесь сидишь? – якобы удивленно улыбалась она, опасливо поглядывая на сжатые кулаки подруги. – Ты что насупилась-то, зайчик? – так и сказала, блядь, «зайчик».
– Я тебя щас убью, суку! – словно пощечины чеканя слова, с ненавистью процедила сквозь зубы Дарья.
– Вот, блин! – осторожно опустилась с ней рядом на кровать Ксения. – Это «спасибо вам» называется, – явно пыталась выкрутиться она, прикидываясь заботливой подружкой. – Да ты что, Машка?! Что напряглась-то так? Все же невероятно кайфово вчера получилось! С ума сошла, что ли?
– Я с ума?! – возмущенно вытаращилась на нее Дарья, аж подпрыгнув от такой невероятной наглости. – Я?!!
– Ну не я же! – играя в искренность, картинно недоумевала Ксения. – Да ты бы сама на себя вчера посмотрела. Ты же кайфовала вовсю, тащилась по полной от всего этого! Честное слово тащилась. Аж обкончалась вся. Ты что?! Не помнишь, что ли?
– Быть не может… Врешь ты все, точно врешь, – гадливо поморщилась Дарья. Она никак не могла этому поверить. Ксения явно огорошила ее своим заявлением.
– Да я тебе фотки твои сейчас покажу! Сразу все вспомнишь. Хочешь?
– Фотки?!! Да ты еще и фотографировала все это, что ли?! Совсем сдурела, мать твою!
– Да ты что ругаешься-то? – попробовала Ксения примирительно погладить ее по голове. Резко ударив ту по руке, Даша дернулась, словно ее собирается ужалить змея. – Я же для тебя самой и фотографировала. Уже здесь, на лодке, – морщась, потирала Ксения ладонь. – Как чувствовала, что потребуется потом. Ты не против была. Посмотришь, сотрем сразу, ты что? Сейчас принесу, посиди здесь, – и она торопливо ушла за фотиком, а крайне удивленная таким поворотом дела Дарья ошарашенно сидела на кровати.
