Глобинтерновский проект в целом близок к выходу на “режим насыщения”. Конвейерное применение отработанных технологий на самом деле обеспечивает один-единственный гарантированный результат – подрыв народного повиновения, всплеск бунта. Однако неотроцкисты-догматики… ожидают, что вслед за “праздником непослушания” успокоившийся и довольный народ перейдет в режим лояльности к новой власти, к окончательно десоветизированной номенклатуре, эффективно заточенной под выполнение традиционных обязанностей колониальной администрации, сформированной “из местных”… Но даже на Украине и в Грузии идет вовсе не как по маслу… Куда более мрачные перспективы – у эрзац-революций в Казахстане, Киргизии, Узбекистане, Азербайджане…
Российская же ситуация – совсем особая. С одной стороны, в стране, несомненно, наблюдаются самые острые признаки “недореволюции”. Настроения фрустрационного озлобления, массовой неудовлетворенности фиксируются во всех слоях общества… С другой стороны, специфика властно-общественной конфигурации в России делает “оранжевый” вариант невозможным в принципе… Конфликт между разными ложноножками “партии власти” – это борьба за ресурс, за право называться “настоящей партией власти”, причем в случае утраты лояльности всякая возможность бороться за этот ресурс исчезает, а значит, утрата лояльности невозможна. Это существенно отличает ситуацию от номенклатурных драк в братских республиках – там значительные пласты номенклатуры выбрасывались из власти буквально на улицу, лишались всякого доступа к ресурсу и превращались в мощный инструмент антисистемной активности.
Во-вторых, та оппозиция, которую можно было бы назвать политической, более-менее реальной, оказывается оппозицией по существу реваншистской, при этом маргинальной. Из кого она состоит? Из КПРФ, СПС, “Яблока” и политических проектов опальных “олигархов”… Что может противопоставить власти этот конгломерат, кроме мстительной ненависти и безнадежной мечты о реванше?
“Оранжевый процесс” в России не может завершиться узурпацией победы на выборах его инициаторами. В силу специфики протестных настроений в России, особенно в регионах, можно ожидать, что инициаторы “оранжевого бунта” станут первым объектом социальной агрессии, более ненавистным, чем партия власти. Никакой реальной базы для формирования в ближайшие годы системной оппозиции, которая могла бы обеспечить обновление политического класса и эффективный перехват власти, нет; социальной базы и ресурсных возможностей для ее формирования тоже нет. Поэтому единственной альтернативой катастрофическому прогнозу (будь то оккупационный оранжевый, будь то фундаменталистско-погромный “черный”) становится реальное восстановление властно-общественного диалога, отказ от схематизма, от шаблона, перехват информационно-политической инициативы.
В частности, одним из немногих эффективных “выходов” из кризиса недореволюции мог бы стать вариант использования энергетики массового недовольства через включение механизмов “управляемой революции”, “революции сверху” – вариант, системно воспроизводящий схему победы в 1999 г. При этом власти не обойтись без радикального кадрового обновления (в первую очередь, без замены безликих “андроидов” во главе властных политпроектов), без радикализации политического словаря, без перехвата эмоциональной, популистской риторики с выводом на первый план тематики национального достоинства и социальной защиты. Данный вариант мог бы быть реализован при наличии политической воли и жесткого проектного планирования через слом существующих общественных настроений и снятие социально-психологической напряженности – хотя и представляется достаточно маловероятным в силу инерции политического мышления и ограниченности кадрового ресурса”.
На наш взгляд, эта конструкция, призванная показать невозможность “оранжевой” революции в РФ, внутренне противоречива. Вес факторов, толкающих к революции, нам представляется несоизмеримым с теми, что эту революцию блокируют. Модель Д.Юрьева просто не дает оснований, чтобы соизмерить вес этих двух групп факторов.
На одной чаше весов – решение “Глобинтерна” сменить властную верхушку в РФ, а также “тяжелейший кризис” в РФ (“настроения фрустрационного озлобления, массовой неудовлетворенности фиксируются во всех слоях общества”), “мстительная ненависть и безнадежная мечта о реванше” организованных политических сил справа и слева. На другой чаше весов – невозможность “утраты лояльности” разными частями (“ложноножками”) партии власти.
Во всем этом много метафор, но нет меры, позволяющей “взвесить” конфликтующие факторы. Интуитивная оценка, скорее, отдает предпочтение факторам, толкающим к революции. И решение правящей верхушки Запада, и тяжелый кризис в РФ – вещи вполне серьезные. А тот факт, что на Украине не все идет как по маслу, для этой самой правящей верхушки фактор несущественный. В Ираке тоже не все идет как по маслу – ну и что?
Сам же Д.Юрьев признает, что “единственной альтернативой катастрофическому прогнозу становится реальное восстановление властно-общественного диалога, отказ от схематизма, от шаблона, перехват информационно-политической инициативы”. И каковы же возможности этого поистине чудесного преображения власти? Откуда у нее возьмутся ресурсы для диалога с обществом, отказа от шаблона, перехвата инициативы и пр.? В каких “ложноножках” партии власти таится этот потенциал?
Этот потенциал Д.Юрьев оценивает очень низко, а задачи для власти ставит непомерные – совершить “управляемую революцию” с выводом на первый план тематики национального достоинства и социальной защиты”. Надеется ли Д.Юрьев, что власть сможет решить эти задачи? Нет, нисколько не надеется – “в силу инерции политического мышления и ограниченности кадрового ресурса”.
Таким образом, общий вывод, что “оранжевой революции в России пока что не будет”, противоречит и доводам, и конкретным частным выводам самого же Д.Юрьева. Прогноз, вытекающий из его модели, стал бы более реалистичным, если бы он назвал еще одну альтернативу катастрофическому сценарию – проведение невидимой «оранжевой» революции сверху, то есть самой властью. Иными словами, совершение властью такой «управляемой революции», при которой на первый влан выводится не «тематика национального достоинства и социальной защиты”, а совсем наоборот – ликвидация всякого национального достоинства и углубление „социальных реформ“. Будет ли при этом использована радикальная патриотическая риторика, поставят ли на Красной площади памятник Сталину – зависит от выбранного сценария и таланта режиссера.
Другие политологи, отрицающие угрозу переворота для РФ, обычно не дают развернутых доводов, а указывают как на вещи очевидные на два момента: эта революция никому не нужна, потому что и так в РФ правит прозападная элита; эта революция невозможна, потому что народ В.В.Путина любит и свергать его никому не позволит. А если кто и полезет, то В.В.Путин и сам кого хочешь свергнет.
Г. Павловский считает революцию «безудержно популистским» проектом и на этом основании не видит для него условий в РФ. В интервью «Независимой газете» он даже угрожает глупым революционерам: «Кстати, следует помнить, за кем в России есть реальный ресурс популизма. Этот „революционный потенциал“ сегодня, безусловно, в руках Путина. Если бы он захотел, он мог бы перевернуть страну ста словами, отменив политику и партии. Одним своим заявлением он может сформировать общенациональную силу, верную лично ему. То, что он этим не пользуется, а идет на выборы и усиливает партийную систему, – одно из самых надежных подтверждений его демократической лояльности». Трудно понять эту парадоксальную логику. «Революционный потенциал» в руках у Путина, но он его применять не будет, потому что демократ. А если бы захотел… В том-то и проблема, что не хочет, что «демократ». И Николай II, если бы захотел… Непонятно, как это тайное желание может предотвратить действия тех, кто и хочет, и может.
