Холодный, влажный ветер пробирал до костей, и Илис, поежившись, поглубже натянула капюшон своего шерстяного плаща. Она предпочла не распаковывать дорогие платья и подбитый мехом плащ, поэтому сейчас на ней была простая, но теплая и удобная одежда. Девушка похвалила себя за предусмотрительность: ведь и платье, и плащ уже успели пропитаться влагой, а ее лицо было мокрым от мелких капелек. Она стояла, облокотившись на леер, и смотрела вдаль. Англия находилась где-то там, за этой призрачной линией, где небо опускается в море, но девушка не испытывала радости оттого, что возвращается домой. Ее сердце осталось в Германии. Она не знала, жив ли Максим, и когда ее одолевали воспоминания о недавних событиях, перед глазами возникала страшная и мучительная картина: ее возлюбленный супруг лежит бездыханный у ног этого мерзкого животного Хиллиарда. Если бы она дала волю своему беспокойству и прекратила отчаянную борьбу с угнездившимся в душе страхом, ее сознание было бы порабощено этими эмоциями — эмоциями, способными довести ее до умопомешательства. Но благодаря сильной воле и решимости, граничившей с упрямством, ей удавалось сохранить ясность мыслей, и она не уставала напоминать себе о том, что ее муж обладает удивительной отвагой и способностью превращать любое поражение в победу.
Чтобы спрятаться от тумана, Илис перебралась на ют, где стояли Николас и рулевой, обеспокоенно смотревшие на нактоуз. Она старалась держаться от них подальше и не мешать. Николас заметил ее присутствие совершенно случайно, когда проверял курс судна. Он кивнул ей и вновь обратился к рулевому. Его голос звучал приглушенно, но в нем чувствовалась уверенность, и рулевой внимательно слушал указания своего капитана.
Никто бы не посмел утверждать, что Николас неумен или обладает плохими манерами, подумала Илис, переводя взгляд на море. Было совершенно очевидно, что команда, как и она сама, уважала его. Несмотря на то что временами Николас держался с ней отчужденно, с первого дня, с того момента, как они отплыли из Гамбурга, он был чрезвычайно добр и заботлив. Ей очень повезло, что она познакомилась с ним, потому что он более чем в три раза увеличил ее средства. Но главное заключалось в том, что ей посчастливилось встретить столь интересного человека, обладающего исключительной широтой души.
Николас проявил любезность и опять уступил ей свою каюту, и они не упускали возможности насладиться изысканными блюдами, приготовленными герром Дитрихом, и побеседовать на интересные для обоих темы, избегая, однако, любого упоминания о том, что произошло. Иногда Илис замечала, что Николас наблюдает за ней, и ее удивляло выражение его лица, словно он разделял ее боль и тревогу за Максима. Но временами девушке казалось, что он борется с ограничениями, установленными им еще в их первое путешествие. Она принадлежала другому; он не собирался вмешиваться или проявлять свои чувства. Однако в его отношении к ней, основанном на восхищении и уважении, настолько сильных, что он был бы рад видеть ее своей женой, проскальзывало желание, вернее, стремление установить между ними нечто вроде перемирия, чтобы они могли очистить свою дружбу от пепла прошлого.
— Segelschiff! Viertel Steuerbord![60]
Этот крик раздался откуда-то сверху, и Илис, подняв голову, увидела, что вахтенный, сидевший в «вороньем гнезде», указывает на узкую полоску горизонта. На ее фоне были видны белые точки, и хотя девушка не поняла, что сказал вахтенный, она догадалась, какое значение имеют эти крохотные пятнышки. Это паруса корабля!
Николас выхватил у своего помощника подзорную трубу и направил ее в ту сторону, куда указывал вахтенный. Прошло довольно много времени, прежде чем он опустил ее, но теперь на его лице появилось озабоченное выражение. Что-то скомандовав по-немецки, он опять прижал трубу к глазу.
— Английское судно, — бросил он через плечо Илис. — Плывет из Нидерландов.
— Это… это корабль Дрейка?
Илис, знавшая, что ждет Николаса при встрече с Дрейком, страшилась задать этот вопрос. Капитан сам признал, что не так богат, как Хиллиард, поэтому потеря груза и судна была бы для него страшным ударом.
Николас не скрывал своей тревоги.
— Этот неуловимый дьявол! Знать бы, где он сейчас! С тех пор как Елизавета фновь разрешила ему плавать, он занимался тем, что грабил Испанию. Он летает словно на крыльях: прошлым летом между баскскими портами, а ф этом году — между островами Зеленого Мыса и Карибским морем. Сантьяго! Порт-оф-Спейн! Картахена! Фсе пали под его натиском! Он превратит Филиппа ф нищего! И фсех тех, кто имеет глупость идти с ним на сделку! Это будет горькой иронией судьбы, если мы столкнемся с ним!
— Но он наверняка отпустит вас, если узнает, что вы везете английскую подданную.
— Дрейк голоден! Он начнет задавать вопросы.
Николас отошел и принялся отдавать команды. Матросы бросились поднимать новые паруса. Капитан понимал, как важно выжать из судна максимальную скорость. С мачты опять что-то прокричали, и все как один повернули головы влево, где увидели еще один парусник. Пока внимание команды было занято первым кораблем, второй уже успел подойти на довольно близкое расстояние, поэтому можно было разглядеть мельчайшие детали его корпуса. Внезапно в носовой части судна появилась струйка дыма, которую тут же отнесло ветром. В следующее мгновение в нескольких милях от корабля Николаса возник водяной столб. Значение этого послания ни у кого не вызвало сомнения. Ложись в дрейф! Николасу не оставалось ничего иного, как приспустить паруса и развернуть судно, — ведь у него не было пушек, чтобы отразить атаку обоих противников.
Спустя некоторое время к кораблю подошли английские галеоны. Их высокие мачты с множеством парусов производили угрожающее впечатление. Больший из них приблизился вплотную, и с него перекинули абордажные крючья. Ганзейский капитан, сжав челюсти, наблюдал, как абордажная команда перебирается на его палубу.
Капитаном английского парусника был высокий и очень красивый мужчина. Он представился как Эндрю Сенклер и вполне доброжелательно поприветствовал Николаса, едва сдерживавшего бушевавшую в нем ярость.
— Простите, что задержал вас, капитан, — извинился Сенклер, — но я только что покинул Нидерланды, и мне стало интересно, не ваше ли судно снабжает испанские войска в Парме[61]. — Он не обратил внимания на гневный взгляд Николаса и любезно продолжил: — Если это так, я должен предупредить вас, что у меня нет иного выхода, кроме как захватить ваше судно. Лорд Лестер не одобрил бы вашего поведения и очень сильно обиделся на меня, если бы я не принял в отношении вас определенные меры.
Однако Николас не был расположен к светской беседе.
— Уверен, фы, заметив, что мое судно имеет на борту максимально допустимый для него груз, решили захватить его и завладеть фсем под любым предлогом, даже несмотря на то что фаше предположение ф корне неверно. Если это так, Kapitan, позвольте показать, что мы фезем.
