Под хмурым взглядом Шагалана девица суетливо распахнула окно, из которого немедленно стеганул мокрый ветер.
— Как звать? — спросил юноша.
— Ле… леона. А я вас видела… с Танжиной.
— Садись, Леона, рассказывай, что приключилось.
Девица примостилась на краю постели, натянув подол юбки на неуместно голые коленки.
— Посреди ночи, сударь, шум поднялся, народ забегал, загалдел. Всех мужиков с кроватей сорвали. Вроде как напал кто-то на нас…
— Знаю, мы и напали. Дальше.
— Ох, потом… потом Голопуз с одним явился. Танжину потребовали. Сунулись к ней, а там заперто. Стучали, бранились — она не открывает. Кричали, дескать, сам Ааль срочно призывает ее к себе — ни в какую. Пробовали было дверь ломать, ставни, да Голопузу-то после вашей с ним… ссоры это не с руки, а пособник хлипкий попался. Мучились, грохотали — напрасно. Тогда эти душегубы совсем осатанели, разложили у двери костер, чтобы, значит, выкурить бедняжку. Задымили дом почем зря. Из девчонок кто разбежался, кто…
— Короче, — перебил Шагалан холодно.
— Так я… не ведаю я, сударь, толком, чего там стряслось, а только бросили злодеи вдруг все и умчались куда-то. Вроде позвали их. Ну, а мы… потерпели немного, слышим — снаружи никого. Высунулись, огляделись, да и залили этот дурацкий костер. А то ведь и сгореть могли бы совсем, верно? Пытались и к Танжине достучаться, да… она, похоже, без чувств уже была, не откликалась.
— Вот что, девонька… — Разведчик поднялся. — Мы с товарищами отлучимся поговорить, а ты покуда разотри ее на совесть, укутай, питье какое смастери. В общем, поработай-ка малость сиделкой.
Возражений не было. Молодые люди вышли в коридор, потом на крыльцо, где меньше разило гарью.
— Симпатичную ты себе милашу присмотрел, брат, — ухмыльнулся Кабо. — Полагаешь, из-за тебя к ней ломились?
— Иных причин не вижу, — произнес Шагалан в задумчивости. — Голопуз, конечно, мог и сам почуять приближение развязки, возжелать потешиться напоследок…
— Ее бывший кавалер?
— Вроде того. Скотина он порядочная, однако ж, мыслю, козырять понапрасну именем Ааля вряд ли осмелился. Так что, вероятно, их и впрямь отрядил покойный атаман, готовился к нашему визиту.
— На черта? Прознал, что ты среди осаждающих, и решил шантажировать? Наивно.
— Может, посчитал это шансом, которым неразумно пренебрегать. Только прихвостни ни с того ни с сего замешкались, мы уже вступали в лагерь, и срочно потребовались люди у ворот. На женщину махнули рукой, оставив умирать в дыму.
— Веришь во все, рассказанное Леоной? Эх, — Кабо потянулся и зевнул, — в иное время я охотно допросил бы ее со всем прилежанием! И во всех положениях.
— Как раз времени-то, брат, сейчас и нет. Подлинное чудо, если Гонсет до сих пор в Галаге, но он способен сорваться в любой момент. Посему отправляемся немедленно. Теперь о тебе, Эркол… — Шагалан помолчал, подбирая слова. — Знаю, ты перенес сегодня изрядное потрясение. Не каждому выпадает открыть в лучшем друге…
— Я все понимаю, — отозвался бесцветный голос. — Не тратьтесь на утешения. Моя слепота заслуживает попреков, а не сочувствия.
— Дело не только в утешении, дружище, нужна твоя помощь. Нужен человек, которому я доверил бы здоровье Танжины. — Музыкант вздрогнул, вскинул глаза. — Как видишь, мы срочно уходим, и о ней позаботишься ты. Отвечаешь, понятно, головой. На ближайшие часы и дни у ватаги намечаются крупные перемены, вероятно, вы оставите насиженное убежище, пуститесь в затяжной поход… Так вот, Танжина должна все это благополучно вынести. Я еще предупрежу Сегеша, но настоящим ее ангелом-хранителем назначаю тебя. По крайней мере, до нашего возвращения. Справишься?
Бледное лицо Эркола вспыхнуло.
— Справлюсь, — произнес он тихо. — Умру, если понадобится…
— Переживает парень, — заметил хромец, когда разведчики двигались обратно к воротам.
— Перетерпит. Заботясь о Танжине, и пользу принесет, и сам отвлечет мозги от горьких мыслей.
— Считаешь, у него исключительно предатели провороненные в мозгах? — хмыкнул Кабо. — А ну как в придачу и девку отобьет? Не придется после на себя пенять?
— Пустой разговор. Танжина — не девчонка и даже не девушка, а умная женщина, способная решать, с кем ей быть.
— Кстати, о пустом: вина-то я, брат, так и не обрел. Ни пива, ни хлеба, ни часика-другого сна.
— Я в таком же положении, — пожал плечами Шагалан.
— Ой ли? Поклянешься, что не сомкнул за весь вчерашний день глаз, как и я?
— Болтай, брат, болтай. Разве кто видел, чем ты там, в кустах занимался? А насчет вина… Попробуем захватить с собой чего-нибудь кроме оружия, в крайнем случае, подыщем тебе трактир. Главное — в спокойном местечке.
XVIII
Со стороны это, вероятно, выглядело вполне безобидно: идет себе пожилой крестьянин, ходко, уверенно, привычно. Мало ли крестьян направляется сейчас в город? Правда, обычно они везут плоды своих трудов, торопясь сбыть отложенное на продажу до морозов. Самые крепкие снаряжают целые обозы, голытьба, как и принято, скребет по сусекам. С морозами дороги застынут, ездить по ним станет легче, однако тут потянутся совсем другие, мрачные караваны — сборщики баронских податей. Тогда уже не до шумных ярмарочных забав. Те, кому в нынешнем году улыбнулось разжиться деньгами, примутся суетливо ссыпать потом добытое серебро и медь в жадные руки. А вечерами прикрывать плотнее ставни, чтобы не слышать криков неудачливых соседей над разоренным хозяйством… Между тем крестьянин шел налегке, с одной скромной тощей котомкой за плечами. Что могло вести его в город? Несделанная в спешке покупка? Задержанный долг? На последнее смахивало больше — путник взял с собой в дорогу аж троих сыновей. По теперешним беспокойным временам предосторожность похвальная. Разве мало крестьянских детей сопровождают сейчас родителей в надежде заодно выглянуть хоть на день в огромный, загадочный мир? Правда, младший из братьев на роль заступника годился едва ли — всего лет шесть-семь на вид. Зато двое других не подкачали: молодые да жилистые, ловкие, при оружии, которым определенно пользоваться умели. Пожалуй, как раз оружия-то у них было многовато, но кто рискнет нынче сунуться в лес с голыми руками? Не нечисть, так разбойник, не разбойник, так зверь дикий, как иначе оберечься? Однако если уж что и настораживало бы, то именно лес. Крестьянин вел сыновей прямиком через чащи и буреломы, изредка снисходя до вертлявой звериной тропы. Тракт под боком, какого же черта ломать ноги по бездорожью? Подобные мысли могли бы зародить серьезные подозрения, только вот обдумывать их было совершенно некому. Никто не попадался странному отряду на пути. На свое счастье.
— Так и до самой Галаги докатимся?
Шурга прищурился на Шагалана, делая вид, будто остановился лишь для ответа любопытному. В действительности двужильные ребята загнали его, наторелого ходока, вконец. Даже малышу Йерсу легче — часть пути его попросту тащили на закорках.
