Встреча закончилась.
Нелл вошла в квартиру Филиппа ровно в половине десятого, как раз тогда, когда Марк направлялся в министерство внутренних дел. Синди еще спала, поэтому Нелл, перед тем как уйти, не спеша закрыла на ключ все шкафы и ящики, которые могли каким-то образом выдать Синди ее тайну. С собой она взяла большую тетрадь с полным списком своих клиентов. Среди них был и Доминициан. Несмотря на то, что все записи в тетради были сделаны шифром и никто, кроме нее, не смог бы их прочитать, Нелл решила, что лучше обезопасить себя сейчас, чем потом горько жалеть о собственной беспечности. Она и так уже раскаивалась в том, что дала Синди запасные ключи, поэтому совершать вторую ошибку ей не хотелось.
– Я их не потеряю, честное слово, – поклялась Синди. – Ведь и тебе, и мне надо то уйти, то прийти, правильно? А если я приду раньше и не смогу попасть в дом, то мне придется еще черт знает сколько ждать тебя под дверью, разве не так? Это всего на пару дней, не волнуйся. Там, я надеюсь, ситуация прояснится, и я наконец разузнаю, как дела у Тони. Как только все будет в порядке, я сразу же уйду.
Нелл хотела было солгать, что у нее только одни ключи, но она знала, что Синди сразу же предложит сделать дубликат, поэтому отказалась от этой мысли и решила все-таки дать ей запасные ключи. При этом ей пришлось предупредить Синди, на что та, впрочем, не обратила никакого внимания.
– Будь осторожней с ними, Синди. Это не мой дом, я уже говорила тебе. Я здесь всего лишь гостья, так же, как и ты, но я еще и несу ответственность за его сохранность. Честно говоря, я не имела права разрешать тебе здесь оставаться, но ты ведь помогла мне, когда у меня были серьезные проблемы, поэтому я обязана отплатить тебе тем же. Прошу тебя, береги их! Если дом ограбят, у меня будут большие неприятности. – И это действительно было правдой.
Она снова не обратила внимания на фургончик «Бритиш телеком», как будто его присутствие напротив дома было вполне нормальным явлением, однако в душе порадовалась, что Марк серьезно беспокоится о ее безопасности. Но так как Тони не имел ни малейшего представления о том, где сейчас находится Синди, то вряд ли можно было предполагать, что он станет искать ее именно здесь. Но Марк был профессиональным полицейским, а значит, он знал, что делал.
Нелл с нетерпением ждала встречи с ним на квартире у Филиппа, чувствуя, что любит его все сильнее и что теперь они уже не выпустят друг друга из объятий очень долго. Она улыбнулась и подумала, что Филипп наверняка бы это одобрил. Первое, что она сделала, войдя в его огромную квартиру, слишком большую для одного человека, это стала открывать бесчисленные ящички и ящики, шкафы и столы. Она пришла к выводу, что, помимо всего прочего, Филипп был самым настоящим барахольщиком. Он хранил все до единого подарки, которые когда-то дарили ему его любовники. Его столики и тумбочки были украшены хрусталем и серебром, а ящики набиты всякими безделушками: портсигарами, зажигалками, рамочками для фотографий, сделанными из редких металлов и инкрустированными драгоценными камнями.
В гардеробе висели костюмы, туфли, рубашки и шелковое белье. Все вещи были отличного качества, и их было так много, что можно было заполнить целый магазин. Нелл наконец-то начала понимать, в чем заключалась загадка Филиппа Фолкнера. «Может, это все расплата за грехи? – подумала она. – Ты так часто любил повторять, что нельзя верить в сказочных принцев, не так ли? Поэтому сам ты верил только в случайные чаевые и дополнительный приработок. Эх, Филипп... – Нелл почувствовала грусть и горечь. – Ты всегда чувствовал себя несчастным, да? У тебя было так много знакомых, но так мало друзей, и Лиз была самым верным из них».
Нелл достались все вещи, оставленные ему еще Лиз. Помимо этого – большие старинные часы, стоящие в холле. Сделанный в восемнадцатом веке массивный ореховый корпус весь был инкрустирован драгоценными металлами и украшен резьбой. Она достала письмо, переданное ей адвокатом Филиппа. Письмо, лежащее в плотном конверте с витиеватой надписью, было коротким.
«Эти часы могут рассказать гораздо больше, чем то время, которое они прожили. Если ты слегка надавишь на инкрустированную вазу в центре основания, то откроется потайная дверца. Внутри ее есть еще одна дверца. Она открывается при помощи маленького ключика, лежащего сразу за первой дверцей.
Внутри потайного отделения ты найдешь мои дневники. Да, я прекрасно помню, что часто говорил о том, что никогда не надо ничего фиксировать на бумаге, но если бы я этого не говорил, причем неоднократно, то кто бы мне доверил свои секреты? Поначалу я намеревался написать воспоминания. Эти записи были своего рода вспомогательными материалами, черновиками. Но жизнь распорядилась по-другому.
Эти записи я оставляю тебе. Прочти их и улыбнись. Ты удивишься, узнав, как я жил. Если хочешь, опубликуй их. Прочитав имена некоторых августейших персон, с которыми я встречался во время своих путешествий, ты поймешь, что я имел в виду, когда кое-что недоговаривал. Насколько ты знаешь, я побывал практически везде. За исключением той страны, которая навсегда останется неизвестной для человечества, если, конечно, кто-нибудь случайно не вернется оттуда и не опишет, на что она похожа. Тебе не кажется, что это достойный вызов моему самолюбию, который я не могу не принять?
Вспоминай меня иногда.
Твой друг Филипп».
Тетрадей было десять. Толстые, в кожаных переплетах, без всяких надписей, за исключением тисненных золотом цифр тех периодов, которые в них были описаны.
Нелл наугад открыла одну из тетрадей, датированную . 1979 годом. Именно тогда она познакомилась с Филиппом.
Там было все. Читая его комментарии о девятнадцатилетней «оборванке», Нелл возмущалась, краснела и кусала губы: «Не больше чем дешевка, которую интересует только плохая бижутерия». Но его последующие более взвешенные и серьезные оценки ее достоинств служили как бы оправданием и смягчали первоначальную резкость. Когда дело дошло до его размышлений о причинах, приведших ее на этот путь, Нелл не могла оторваться от тетради. Филипп не смог понять истинную причину, и эта невозможность объяснить логику ее поступков постоянно терзала его самолюбие.
«Как странно, – подумала Нелл, – что один человек, прожив со мной рядом столько лет, так и не сумел понять, кто я такая, а другому для этого понадобилось всего несколько дней. Это, наверное, потому, что для Филиппа я никогда не ассоциировалась с нормальной живой женщиной из плоти и крови, а была просто объектом исследования. Он никогда не относился к людям как к живым существам, обладающим гаммой чувств, для него они всегда были совокупностью недостатков. Филипп так много времени тратил на поиски недостатков, что практически не замечал достоинств и преимуществ, сияющих в бездне раскопанных им отрицательных черт. Все это подтверждалось его записями в тетрадях о тех людях, с которыми он имел дело. Когда она читала их имена, у нее от удивления иногда даже дыхание захватывало и глаза невольно несколько раз перечитывали фамилию, чтобы убедиться, что она не ошиблась. «О боже! Не может быть! Даже он! – поражалась Нелл. – Этого просто не может быть! Это невозможно!» Но это все было; и все это было правдой.
