Фламиниус был потрясен. Мы обменялись с ним понимающими взглядами. Он опустил глаза.
— Ты должен жить, — сказал я.
— Нет, — покачал он головой.
— У тебя есть работа, — говорил я. — В Аре новый убар. Ты должен вернуться к своим исследованиям.
— Жизнь мало что значит, — сказал он.
— А смерть? — спросил я.
Он поднял голову.
— Смерть вообще ничего не значит.
— Если смерть ничего не значит, следует выбрать ту малость, которую предоставляет жизнь, что на самом деле вовсе не так уж мало.
Он отвел взгляд.
— Ты воин, — сказал он. — У тебя есть твои войны, сражения.
— У тебя тоже. Ты медик. Дар-косис ещё не побежден.
Он опустил голову.
— Ты должен вернуться к работе, — продолжал убеждать его я. — Ты нужен людям.
Он горько рассмеялся.
— Кто я такой, чтобы печься о других? — воскликнул он.
— Ты — Фламиниус, тот, кто некогда любил людей и выбрал зеленые одеяния касты медиков.
— Когда-то я знал одного Фламиниуса, — усмехнувшись, сказал он. — Но это было очень давно.
— А я знаю того Фламиниуса, который есть сейчас.
Он посмотрел мне в глаза, в них стояли слезы. Как, впрочем, и в моих.
— Я любил Суру, — вдруг признался он.
— Хо-Ту тоже её любил, — ответил я. — По-своему она была дорога и мне.
— Я не умру, — сказал Фламиниус. — Хорошо. Я буду работать.
Я вернулся в свою комнату. С улицы доносились песнопения, прославляющие Ар.
Я смыл со своего лица знак черного кинжала.
Глава 24. СУД УБАРА
В Центральном Цилиндре Ара, где располагался дворец убара и проходили судебные процессы, в отведенной мне комнате я надел ярко-алую тунику воина.
Она была чистой и свежей, выглаженной горячим утюгом. Я пристегнул новые, из блестящей черной кожи, с медными чеканными украшениями ножны, но вложил в них свой старый, помнящий ещё далекие времена осады Ара верный меч. Сидя на краю каменного ложа, я нагнулся, чтобы завязать сандалии. Напротив, поджав под себя ноги и уперев в ладони подбородок, сидел Хул.
— Я агент Царствующих Жрецов в Аре, — сказал он. — С самого начала я наблюдал за всеми твоими действиями в городе.
— Ты же принадлежишь к партии Марленуса? — удивился я.
— Он мой убар, — сказал Хул. — Я счел за честь принять участие в его возвращении на трон.
— Сомневаюсь, что Царствующие Жрецы обрадованы таким поворотом событий, — заметил я.
— Они смотрят на вещи реально, — пожал плечами Хул.
— С Марленусом на троне Ар будет представлять для них опасность.
Хул усмехнулся.
— Ар всегда опасен, — он почесал за ухом. — Во всяком случае уж лучше Марленус, чем Кернус.
— Это верно, — согласился я.
— Марленусу потребовались долгие годы, чтобы вернуться, — сказал Хул. — Многое сыграло в этом свою роль. Во времена Казрака мало что можно было предпринять. Казрак, хоть и невзрачный на вид и, что ещё хуже, не являющийся уроженцем Ара, был тем не менее достойным уважения правителем, честным, разумным и смелым человеком, искавшим пользы для города.
— А Марленус? — спросил я.
— При всех своих недостатках, — ответил Хул, — он и есть сам Ар.
Я подумал о величественном Марленусе — быстром, решительном, упрямом, честолюбивом человеке, великолепно владеющем оружием, прекрасном тарнсмене, настоящем вожде, подобном богу среди людей, убару убаров. Я знал, что многие оставили Домашний Камень своего родного города, чтобы пойти за ним в изгнание, предпочитая оказаться в опале и испытать на себе все тяготы и лишения существования в горах спокойствию городской жизни. Эти люди не искали для себя ничего, кроме возможности быть рядом с убаром в трудную минуту и обнажить мечи во славу его имени. Марленус был действительно подобен богу, притягивающему окружающих, внушающему фанатичную преданность к себе и самую сильную ненависть к врагам. Кто ещё может так влиять на людей, что они станут драться друг с другом только за право умереть за него? Марленус, надменный солдат, воин с неизменной улыбкой на лице, был именно таким человеком. И вот теперь он снова вернулся в Ар.
— С уходом Казрака и назначением главой городской администрации Минуса Хинрабиуса, — продолжал Хул, — возвращение Марленуса стало целесообразным, — он потер свой нос и внимательно посмотрел на меня.
Его левый глаз, несколько больший, чем правый, был странноватого зеленого цвета. Правый же, нормального размера, в отличие от левого был голубым.
— К решающему моменту у нас уже имелась в городе целая сеть агентов как среди рабов, так и среди свободных жителей. Некоторых из них ты, вероятно, знаешь.
— Рабыня Таис и девушки с Горшечной улицы тоже принадлежали к твоим людям, — заметил я.
— Да, они оказались весьма полезными. Рабыни в отличие от свободных женщин могут беспрепятственно пройти всюду, собирая необходимые сведения или передавая сообщения. Никто не заподозрит, что девушка в ошейнике способна заниматься столь важным и ответственным делом. Даже если кто-то из них попадется, ей редко угрожает что-либо большее, чем порка. Однажды Таис таким образом пострадала от рук Вансиуса. Теперь, полагаю, Марленус отдаст Вансиуса ей в рабство.
— Остается только его пожалеть, — заметил я.
— Девушки с Горшечной улицы тоже, несомненно, получат в награду рабов, — сказал Хул.
Я бы не позавидовал этим мужчинам.
— Наиболее важные сведения поступали к нам от девушек из городских бань, — рассказывал Хул. — Большинство из событий в жизни города обсуждаются в банях, поэтому собираемая девушками информация подчас оказывалась просто бесценной. Многое сделали они и в установлении связей с нужными людьми: именно через них план восстания был передан сторонникам Марленуса.
— А не было ли среди агентов Марленуса девушки по имени Нела из бассейна Голубых Цветов? — спросил я.
— Она руководила ими, — ответил Хул.
— Я рад об этом узнать.
— Она уже освобождена, как и другие девушки из бань, работавшие на Марленуса.
— Прекрасно. А что с теми, кто на него не работал?
Хул озадаченно посмотрел на меня.
— Они все так же носят ошейники и продолжают служить в банях в качестве рабынь.
— Иначе говоря, для них все осталось по-старому, — сказал я. — И это при том, что под видом Мурмилиуса Марленусу удалось среди всеобщего разложения и преступности, когда дела в городе шли все хуже и хуже, сплотить вокруг себя верных ему людей.
