— Скажу тебе, он всегда ведет себя необычно, когда дело касается семьи. — Мейси замолчала, что-то записывая. — Если повезет, я обрадую Уэйта хорошими новостями. Завтра еду в Кэмденское аббатство и поговорю с Шарлоттой.
— Похоже, у вас забот полон рот.
— Пока врач не разрешит, посетителей к отцу пускают только после обеда и то, возможно, только раз в день. Так что я поработаю здесь.
— Понятно. Кстати, доктор Дин опять звонил.
— Да?
— Ага. Интересно, он хотел оставить вам сообщение о вашей встрече с… Сейчас, у меня тут записано. По правде, мисс, я и сам не всегда могу разобрать свой почерк… с экономкой миссис Торп.
— И все?
— Ну да. Просто хотела передать, что снова хочет увидеться с вами. Она вспомнила что-то важное.
Во время разговора Мейси делала пометки на каталожной карточке, поглядывая на часы.
— Я успею.
— Ладно, мисс. Что-нибудь еще?
— Вообще-то да. Помнишь, мы обсуждали, что ты ненадолго переедешь в Челстоун, примерно на месяц? А ты не хотел «протирать штаны», как ты выразился? — Не дав Билли ответить, Мейси продолжала: — У меня есть для тебя серьезное дело, важное для меня и леди Роуэн. Билли, оно связано с жеребцом, вероятным фаворитом в гонке за звание чемпиона дерби 1934 года.
Прежде чем отправиться в дом, Мейси пришлось о состоянии отца оповестить всех: от Картера до миссис Кроуфорд. Зайдя внутрь, она вздрогнула. Еще ни разу ей не было здесь так зябко, а сегодня обильная роса словно пропитала каменные стены и окна с двойными рамами, забралась во все уголки.
Нет, так не пойдет, решила Мейси, оглядываясь.
Отец наверняка убежал на конюшню, бросив все впопыхах. На столе остался эмалированный чайник, на три четверти наполненный давно остывшим чаем; грубо отрезанный ломоть хлеба, уже зачерствевший и присохший по краям, так и не вернулся в хлебницу. Рядом на блюдце остался липкий нож, стояла тарелочка с маслом и открыта банка мармелада, приготовленного по домашнему рецепту миссис Кроуфорд. Мейси улыбнулась, представив, как отец торопливо прихлебывал обжигающий чай, намазывая мармелад на толстый кусок хлеба. Она твердо решила прибраться, а потом понежиться в горячей ванне.
Позже Мейси зажгла плиту и поставила на огонь два больших чайника и котел, в котором обычно варили суп. Она притащила из чулана жестяную ванну и поставила на полу поближе к плите, чтобы легче было наливать кипяток, который намеревалась остужать до приемлемой температуры холодной водой из крана. Задернув шторы, закрыла дверь и ушла в тесную квадратную спаленку, где когда-то жила. Открывая гардероб, подумала, удастся ли ей найти что-нибудь из одежды. Мейси провела рукой по нарядам, которые следовало отдать старьевщику сто лет назад. Там же нашлась одежда, оставшаяся со времен учебы в университете, и старые платья леди Роуэн, мастерски подшитые для нее ловкими пальцами миссис Кроуфорд. Рядом она увидела синее бальное платье, подаренное Присциллой, подругой из Гиртона. Проводя рукой по холодному шелку, Мейси вспомнила Саймона и вечеринку, на которой они танцевали всю ночь напролет. Мотнув головой, стряхнула с себя воспоминания и вынула пару растянутых брюк, тоже подаренных Присциллой еще в те времена, когда даму в брюках считали «ветреной».
Достав старые кожаные туфли, Мейси выудила из отцовского комода чистую белую рубашку без воротника и пару носков, довершивших ее наряд. Она еще не решила, забрать ли из чулана поношенный вельветовый жакет или, пока в особняке будут стирать ее одежду, просто накинуть макинтош. Времени на сбор багажа перед отъездом в Кент не оставалось, впрочем, без него она вполне могла обойтись.
Мейси приготовила ванну и, открыв топку печи, легла отмокать перед грядущей суматохой. Натираясь мылом, ей вдруг стало интересно, о чем же хотела поговорить с ней экономка Розамунды Торп. В Старом городе Гастингса жителей было не много, и Мейси представила себе опечаленную женщину, которая вдруг вспоминала нечто важное. Затем, не зная, как связаться с ней и не решаясь воспользоваться телефоном бывшей нанимательницы, миссис Хикс попросила доктора Эндрю Дина передать Мейси просьбу о встрече. Но почему она не сказала Дину, что именно вспомнила? Мейси подозревала, что верная экономка, возможно, сочла это предательством. «Нет, этого недостаточно». Мейси намылила плечи и подставила шею под струю горячей воды. Розамунда Торп, Лидия Фишер, Филиппа Седжвик. Мейси представила каждую женщину. «Что же вас сближало? Шарлотта Уэйт, почему ты сбежала?» Четыре женщины. Четыре подруги, знакомые много лет. Настоящий кружок. Компания девушек, только вступающих в пору зрелости. «Каково это?» Мейси закрыла глаза, вновь мысленно погружаясь в прошлое. Библиотека на Эбери-плейс, Гиртон, старая одежда леди Роуэн, синее бальное платье, смех Присциллы, держащей сигарету в мундштуке из слоновой кости, лондонский госпиталь… Франция. Едва успев подрасти, она оказалась почти на самом фронте. Все еще сидя в остывающей воде, Мейси не стала сдерживать полет своих мыслей. «Чем же вы занимались во время войны, вы, беззаботные девчонки, уютно устроившиеся в высшем обществе, тесном безопасном мирке?»
Громкий стук в дверь вырвал ее из задумчивости. Не желая прерывать поток размышлений, она сидела не шевелясь. Не потянулась за висевшим на спинке стула полотенцем, не стала кричать «Минутку!». Мейси молча ждала, слушая шорох просунутой под дверью бумаги и удаляющиеся шаги в саду.
Она откинулась в ванне, чтобы полежать еще несколько минут, пока ее согревал разгоревшийся в топке огонь. «Розамунда, Лидия, Филиппа и… Шарлотта. Что вы делали во время войны? И если Шарлотта тоже в опасности, почему кто-то хочет убить всех четверых?»
Записку приносила экономка Мориса Бланша: он приглашал Мейси присоединиться к нему за завтраком. Она спешно оделась, натянув брюки, белую рубашку и туфли коричневой кожи, которые, по ее мнению, прекрасно сочетались с лучшими отцовскими носками с рисунком в виде разноцветных ромбов. Перед уходом достала из портфеля свернутый льняной платок и положила в карман старого жакета, найденного, как и предполагалось, в чулане. Решив не зачесывать волосы в привычный пучок, она просто заплела длинные локоны в косу. Подходя к особняку с одеждой под мышкой, Мейси услышала возглас миссис Кроуфорд, совершавшей переход в дальний конец огорода: «Мейси Доббс, опять вы нарядились в обноски!»
Заметив Мейси, идущую по тропинке из дома конюха, Морис открыл дверь.
— Он явился, Морис, явился мне во сне!
Мейси подбежала к Морису, изумленному не меньше миссис Кроуфорд. И он тут же вспомнил времена, когда она училась у него, жадно припадая к источнику знаний, который он для нее открыл.
— Я очень рад, очень рад. Теперь он пойдет на поправку. Взаимосвязь тела и разума просто удивительна. Даже случайно проскользнувшая осознанная мысль помогает пациенту ощутить целительное прикосновение любви.
— Ах, если бы я обладала такой силой, Морис, он бы вышел оттуда завтра же. Но послушай, это не все. Мы с ним… говорили.
