знак. Спустился вниз с тепловоза и, борясь с внутренним беспокойством, способным переродиться в страх, направился к шару. Он прошел полпути, с каждым шагом чувствуя усиливающееся сопротивление. Впору было начинать грести руками, чтобы помочь себе. Максим остановился передохнуть. Огляделся, по привычке надеясь разглядеть боковым зрением мельтешащих черных призраков. Напрасно. Их не было.
Максиму стало интересно, насколько сильно он изменится после такого воздействия. Сможет ли он остаться хотя бы внешне обыкновенным человеком, или начнет потихоньку каменеть, как Фирлез. Он вытянул перед собой руку, чтобы заметить на ее поверхности какие-нибудь изменения. Не заметил пока ничего подозрительного, кроме фокуса, который постоянно размывало на таком расстоянии. Максим решил, что это происходит по причине вибрации глазного яблока, вызванного мощным давлением неслышимого в акустическом спектре излучения. Кристаллическая структура в теле могла послужить гасящим элементом, помогающим его выдерживать.
Максим пошел дальше. Через сто метров скинул с себя потяжелевший рюкзак. Еще через сто выбросил автомат. Хотел разуться и снять неподъемную солдатскую обувь, но передумал. На дворе было прохладно, чтобы топать по лесу босиком. И вот, сквозь стволы деревьев он увидел темнеющую чешуйчатую структуру шара, окруженную плавающим маревом. Страх чуть не победил его, вызвав кратковременный малодушный порыв. Максиму захотелось развернуться и бежать от него сломя голову. Вернуться к жене и дочери, обнять их, потискать Кузьму, дожить свою жизнь как-нибудь с имеющимся статус кво. Алле сказать, что ничего полезного в зоне нет, кроме какого-то кристалла размером с многоэтажный дом. Пусть их община ляжет под «партнеров», это право сильного. А он проживет свою жизнь в тихой семейной радости, не касаясь глобальных проблем и не поддаваясь на провокации власть предержащих.
На пике готовности решения сбежать ему в голову, будто своевременно подсунутый под дверь листок, пришла мысль: а не ему ли самому это нужнее всех? Где-то внутри себя он верил, что готов принять новые правила игры раньше всех остальных и донести их до людей, не желающих меняться. Сделать так, чтобы Маша и Вероника снова жили с ним, не боясь смотреть ему в глаза. Наклепать еще детишек, для которых новый мир был бы такой же естественной средой обитания, как прошлый для всех остальных.
Максим переборол слабость и двинулся дальше. Где-то рядом раздался рык. Он повернулся в его сторону и увидел сидящего на заднице медведя, чешущего спину о ствол дерева. Зверь так ошалел от вида человека, что замер с открытой пастью, забыв, что это потенциальный обед. Максим не стал пялиться на медведя, чтобы тот не вспомнил об этом. Через мгновение шуршание шкуры о ствол дерева продолжилось.
Шар приближался. Уже можно было разглядеть, как он вдавлен в лесную почву под собственным весом. Последние шаги Максиму дались с огромным трудом. Невидимая сила давила на тело, отталкивая его.
— Ииии раз, — командовал он на каждом шаге. — Ииии два.
Усилия тела не давали страху закрасться в мысли. Шар стал всего лишь финишем, точкой, возле которой можно было отдышаться. Как в те самые времена, когда община активно боролась с окружающими ее бандами. Тогда он много бегал и за бандами, и от них, каждый раз спасаясь физическими нагрузками от воздействия спектра.
Максим ухватился за ветку дерева, и, помогая себе руками, подобрался вплотную к шару. Вблизи темно-рубиновая аура стала светлее, и больше похожа на странного цвета туман или дым, удерживающийся у поверхности шара непонятной силой. Максим не стал сразу лезть к шару, отдышался, привел мысли в порядок. Из-за необычного физического состояния, которое можно было сравнить с состоянием вибрирующего камертона, мысли в голове рвались и беспорядочно метались.
Он вытянул руку в сторону шара, соприкоснувшись с поверхностью тумана. Руку окружило еле заметное красное сияние. Ни боли, ни другого дискомфорта Максим не ощутил. Рука после контакта с туманом выглядела прежней. Немного осмелев, Максим снова сунул руку в туман, но уже глубже. Красное сияние обволокло ее. Максим сделал шаг в туман, чтобы оказаться в нем полностью, но неожиданно уперся в мягкий барьер. Тело не входило в него полностью, хотя видимых причин этому не наблюдалось.
Максим попробовал несколько раз, но сдался после бесполезных попыток. С чего он вообще решил, что надо попасть внутрь шара? До сего момента это предположение возникло на уровне интуиции. Он воспринял шар, как место встречи. Территория для контакта представителей разных цивилизаций. Еще эти истории про приятеля Фирлеза убедили его в том, что человек попадает в некую среду, чудо-машину, созданную волновым разумом, из которой воздействует на людей.
Немного успокоившись, Максим попытался снова сунуть свои конечности в туман. Руки и ноги входили в него без проблем. Даже если пытаться забраться в туман на четвереньках задом наперед, то удавалось очутиться в нем по самые плечи. Спустя десяток попыток Максим выяснил опытным путем, что не проходит только голова. Шар ощущал в ней инородность, даже несмотря на красную ауру, которой так завидовали немтыри Фирлеза.
Максим задумался. Быстрого способа стать другим он не видел. Все-таки человеческие мысли — это довольно негибкая вещь, за вечер стать другим не получится. А шар, скорее всего, воздействуя на него мощным излучением, вряд ли оставлял ему время на изменения. Максим снял с головы кепку. Из пристегнутого «уха» торчал хвостик красной самокрутки, набитой ядреной смесью конопли и медицинских препаратов, отбивающих сознание на раз — «затяжка последней надежды». Он вынул ее и помял в руках.
— А что я теряю? — произнес Максим задумчиво.
Прижал папиросную гильзу губами. Перед тем, как поджечь ее, подумал еще несколько минут, но так ничего путного и не придумал. Разжег масляную зажигалку и прикурил. Сделал две коротких затяжки не в себя, чтобы прогорела бумага на кончике самокрутки и набрал полный рот дыма, вдохнул его, и сделал шаг в туман. Мир перед глазами поплыл. Максим отправился в бесконечное падение.
Ощущение падения сменилось состоянием подвешенности в нигде. Вокруг ничего, кроме темной бесконечности. Тела Максим не ощущал, его и не было, хотя он привычно вертел головой, чтобы осмотреть себя. Выходило, что не было ни головы, ни глаз, но он чем-то смотрел. Наверное, сознание покинуло тело и создало фокусную точку, воспринимающую необъективную реальность — пустоту. Зачем она ему? Что можно понять, созерцая бесконечное ничто? Если только это не то, что ты заслужил — ничто.
— Где я? — возможно, чужой разум ждал его вопроса, чтобы начать контакт.
Конечно, странная волновая форма жизни просто обязана была ответить ему на русском языке. И тут он увидел себя, вернее, свое тело, лежащее на полу
