несколько часов провалился в спасительную темноту глубокого сна.
На следующий день, гладко выбрившись, надев забытый за последние полгода траурный костюм и купив шикарных чайных роз – алые всегда были Олесе – он отправился к Кристаллинским.
Стаса встретил охранник, проводил его в нужную комнату и деликатно удалился. Двухъярусные апартаменты оказались неприятно пафосными и не производили впечатления жилого дома – холл был отделан деревом и мрамором, потолок украшала хрустальная люстра – удивительно даже, что Аню впечатлило убранство Большого. Простор был, людей – нет, каждый шаг отдавал эхом, усиливая и без того невеселое настроение Стаса.
Гроб с телом покойной поставили, кажется, в кабинете – Аня спала на дубовом столе в окружении книг и цветов – потерянная наследница Кристаллинского до самого подбородка утопала в нежных лепестках. Ее лицу не нужных уже красок добавил посмертный макияж – не похоже на нее, не в меру.
Стас почувствовал, как все в нем сжимается в одну точку, он не мог оценить, было ли ему сейчас больно, грустно или обидно – просто плохо, дыхание перехватило, и рука невольно сжалась в кулак, которым мужчина со всей силы ударил дверной косяк.
«Анька!» – только и произнес он, закрывая лицо ладонью.
То, во что до последнего не хотелось верить, оказалось-таки страшной правдой.
«Анька, прости, – прошептал он, подходя ближе к гробу, – я должен был дать тебе шанс. Я должен был выслушать, – он закрыл лицо рукой, вторая по-прежнему сжимала букет, про который мужчина уже не помнил. – Алиса мне все-все рассказала. Прости, что я был зол. Но кто же знал, Господи?! Кто мог предположить. Все моя глупая гордость. Я ведь влюбился. Сам не заметил, как. Но я не мог смириться с предательством. Меня это ослепило. Прости, что не выслушал. Прости».
Сказать больше было нечего. Слезы, которые все это время он мужественно сдерживал, уже текли по щекам. Стас решился в последний раз поцеловать Анюту.
Губы ее оказались теплыми и с готовностью ответили на поцелуй.
–Лживая кристаллинская порода, – проговорил он, расплываясь в улыбке.
–Прости меня, пожалуйста, – ответила девушка.
–Так бы и удушил тебя, чтоб гроб не зря покупали, – он снова прильнул к ее губам, – сумасшедшая! Я чуть не поседел, когда вчера папа твой позвонил. Сколько ж вы денег угрохали на весь этот спектакль с аварией?
–Если б это был спектакль! – правой рукой Аня смахнула специальный каркас, на котором лежали цветы, и мужчина увидел, что левой сжимает непонятный чемоданчик, провод от которого идет к изгибу ее локтя – переносная капельница.
–Я в хлам разбила свою коняшку.
–Ты что, специально на этот столб налетела – из-за меня?
–Нет, что ты. То есть, из-за тебя, конечно, если в целом – поехала кататься, куда глаза глядят – а их то и дело слезы застилали, а лобовуху – снег. Да еще стемнело вдобавок. В итоге, на какой-то странной улице вдоль бордюра было полно машин натыкано, между ними оказался пешеходный переход. Я это поняла, когда увидела, как дорогу тетка с коляской переходит и явно не думает, что я не успеваю затормозить. Ну я ее и спасла – решила на тротуар свернуть, а попала в столб. До вчерашнего утра была без сознания, обе ноги в гипсе, на лбу синяк замазан, сама на лекарствах – в соседней комнате две сиделки дежурят… я даже встать, чтоб удержать тебя, не смогу, – тем не менее, она проворно поймала свободной рукой его ладонь. Или он помог ей это сделать. После всех своих душевных терзаний Стас был так рад видеть Аню живой, что не мог даже толком разозлиться на ее жестокую шутку. Да и плачевное состояние девушки вынуждало жалеть, а не ругать. Хотя где-то в глубине его сознания постукивал молоточек, говоривший: Аня уже не первый раз врет – не стоит с ней связываться: «Кристаллинская – яблочко от яблони, увидел, что жива – уходи».
–Но я охрану попросила дверь изнутри запереть, чтоб ты выйти не мог, а парашюты для прыжков с семнадцатого этажа мы не выдаем, – Аня понимала, эйфории Стаса от ее неожиданного воскрешения хватит ненадолго:
–Сегодня я не отпущу тебя, пока все не выслушаешь.
–Заманила, бессовестная, – все еще ласково разговаривал он. – Как тебе в голову такое безумство пришло?
–Прости, прости меня за все. Ты не поверишь, если я правду скажу…
–Папа надоумил?
–Нет, мы с ним вообще в ссоре были, но я согласилась принять его темное прошлое как данность, если поможет. Он сам готов был рядом под капельницу лечь, когда я ему про тебя рассказала. Меня и врачи из больницы увозить запрещали, но я так по тебе соскучилась, так боялась, что никогда тебя не увижу… папу замучила уговорами, запугивала даже, мол, не буду лечиться и на самом деле сгину – ему проще было сдаться и все организовать…
–Да, балует он тебя. Сумасшедшая.
–Нет же, послушай. В том, что сейчас расскажу, ни слова не придумано. Я когда в столб влетела, меня по идее должна была спасти подушка безопасности, но навигатор слетел со своего места от удара и огрел меня по голове – так я получила свое сотрясение. И знаешь, меня куда-то унесло, то есть, наверное, душу мою, – она помолчала, попытавшись придумать, как описать, что с ней произошло. И решила: чем проще, тем лучше:
–Короче, я видела твою Олесю. Не как во сне, а будто она сама со мной встречи искала, – Стас крепко сжал ее руку. Постукивавший молоточек плыл из глубины сознания к поверхности – мужчина мысленно дал себе слово: упоминания супруги в какой-либо лжи он Ане точно не простит. Но помятуя, как не дал ей выговориться в прошлый раз, теперь решил милосердно дослушать:
–Она у тебя такая замечательная – еще красивее, чем на всех фото вместе взятых, от нее свет какой-то неземной струился – такая девочка солнечная. Немного пожурила за тебя. Мол, надеялась, я о тебе на Земле позабочусь, а тут у нас все это случилось. «Он ведь даже успел в тебя влюбиться, – говорит, – но он человек гордый, такого никогда не простит. Можешь с ним встречи не искать – сделает вид, что ничего не было». Я прямо там разревелась, спросила, что сделать можно – ей ведь ОТТУДА виднее, да и тебя давно знает. Она головой покачала. «Потеряла ты его, – говорит. – Он теперь ни тебя, ни Алису, никого не послушает. Сейчас он к тебе в одном случае придет – к горбу, проститься. Но
