не ждал, так её!
Шаламов вышел на балкон. Ночь опустилась на город. Пятиэтажка с квартирой Туманских пряталась в тупичке, здесь ни проспектов, ни клубов, ни магазинов и столбов с лампами, один, два и обчёлся. Темень уже обволокла всё вокруг. Вспомнил, как, переехав в город из сельского района, где работал следователем, он временно ютился с семьёй в доме родителей на окраине. Там было вольготнее, и в такое время ещё лаяли собаки, не устав за день, булгачилась живность во дворах, куры с петухом во главе шебуршились на насестах, а то и коровы мычали. Соседи часто угощали молоком, которое он любил. Здесь – мёртвая тишина, даже трамвайного грохота не слыхать.
Он докурил сигарету, хотел бросить вниз, но спохватился. Ёлы-палы! Он вышел в носках, ботинки-то ещё там, на пороге снял, когда обнаружил лежащую Калеандрову. Перед ним, у ног, на бетонном полу балкона была грязь! Он нагнулся, не веря своим глазам, и вспомнил, что, заходя сюда, в полоске света из комнаты он видел эту кучку и даже осторожно перешагнул её, чтобы не вляпаться, но в голове тогда не родилось никакой мысли… А ведь это же следы другого человека!
Он открыл дверь и прокричал в комнату:
– Константин! Когда дождь начался?
– Чего?
– Сегодня когда дождь пошёл? Я весь день в вытрезвиловке проторчал. Когда?
– А с чего это ты, Владимир Михайлович, про дождь-то? Кости заломило?
– Мне не до шуток. Иди сюда! – Он ткнул пальцем в комочки грязи, оставшиеся от чьей-то обуви, широко распахнул дверь, потом рукой указал наверх. – Там козырёк. С него не нападает.
– Вот оно что… – раскрыл рот Вихрасов. – Михалыч, эти ножки нам он оставил. Словно специально здесь стоял, чего-то дожидался. Вот и отпечатались.
– Она, он или оно, – не сводил глаз с отпечатков следов криминалист. – Сюда экспертов срочно. Закрепить и изъять. Может, размерчик нарисуется. Только я и сейчас вижу – неженская ножка. Мужичок здесь стоял.
Он потрогал аккуратно грязь, поласкал пальцами:
– Свежие. Ты вспомнил про дождь?
– Сразу после обеда и пошёл. Уточнить можно. Думается мне, в четвёртом часу. Да, минут тридцать четвёртого, я сидел, кумекал про наши дела с Семёнычем, а с улицы Андрей Смирнов прибежал. Весь мокрый. И поздравил нас с первым весенним дождичком.
– С весенним, значит?
– Угу. Поздравляю и я тебя. Вот и протянула нам удача руку.
– Его следы. Он врачиху грохнул.
– Неосторожно. Чего ему на балкон лезть? Светиться лишний раз.
– Это уж я не знаю. Может, вышел осмотреться, что приметив? Может, ещё что? Но только сходится всё. Я весь дрожу, Константин! Веришь – нет? Повезло ведь. Я и надежду потерял, когда врачиху на пороге увидел! В себя прийти до сих пор не могу! Стервец-то вон какой! Хитёр! Матёрый! Опередил меня! Я сюда, а он перед моим носом! И улизнул… Просчитался я… Как бревном ударило… Теперь уж, думаю, всё… Теперь не поймать… А он… лопухнулся, здесь наследил!
– Он её узрел, Калеандрову, когда в комнате шарил. – Вихрасов хлопнул себя по лбу. – Дождь-то лил сплошной. Я говорю, первый весенний, как из ведра. Вот он и выскочил на балкон, чтобы лучше её разглядеть. Не ждал в такой ливень… И не опасался. А она нарвалась на него.
– Похоже, так и было, – пробурчал Шаламов. – Ты беги к соседке-то, от которой звонил. Других не булгачь. Вызывай своих экспертов. Мы здесь покумекаем вместе, что далее делать. И заодно перевернём тут всё вверх дном. Если ему не удалось найти то, зачем он сюда припёрся и врачиху чуть не убил, нам обязательно отыскать следует. Хоть до утра рыться будем.
– Уже бегу, Михалыч.
Они перевернули весь дом, но больше, увы, не повезло. Вихрасов бегал к соседке несколько раз звонить в скорую помощь. Наконец, оттуда смогли ответить утвердительно – удар скользящим оказался, поэтому пострадавшая будет жить, но ни видеть её, ни говорить с ней в ближайшее время невозможно.
– А когда? – спросил капитан.
– И этому радуйтесь.
– Заговорит же она когда-нибудь?
– Одному Богу известно, – обнадёжили его.
Тем же он обрадовал и Шаламова, возвратившись.
– Слишком хорошо тоже плохо, – буркнул Шаламов и, уставший, уселся прямо на груду книг, которые он сложил в четыре стопки прямо на пол, где они и рассыпались под ним.
Вставать или двигаться криминалисту явно не хотелось.
– Здесь заночуем? – пошёл ставить чайник на кухню Вихрасов, экспертов и оперативников он проводил, они снова остались одни в квартире Туманских. – Думаю, не обидится хозяин.
– Ему ещё благодарить нас придётся, – хмыкнул Шаламов. – Если в «эко» нас не подведут с подошвами, Туманский точно одной ногой на свободе.
– А второй?
– А вторую я покель там подержу, подумаю.
– Это как же ему прикажешь в раскорячку-то? Жестокое у тебя сердце, Михалыч.
– Если б ты знал, капитан, какой я добрый, – откинулся навзничь на книжки криминалист. – Сейчас бы поспать минут шестьсот на каждый глаз, и я совсем бы, как Дед Мороз, подобрел.
– Сюда соизволишь, Михалыч, или подать? – крикнул с кухни капитан.
– Нет. Подо мной столько ума мирового! Недостоин на их головах чаёвничать. – Шаламов, пересилив себя, тяжко поднялся, затопал к Вихрасову. – Ты знаешь, Константин, кумекаю я, спешит здорово этот наш Некто.
– Кто-кто?
– Ну назовём его пока… – Шаламов задумался, почесал затылок, пододвинул к себе бокал с чаем. – Ты сколько мне сахара положил?
– Норму. Три куска.
– А заварки?
– Чифирь.
– Молодец. Кинь ещё два кусочка. – Шаламов подставил ближе к капитану бокал. – Назовём его Некто. Без имени, фамилии и лица. Некто. Ему как раз.
– С фамилией бы лучше, – посетовал Вихрасов.
– Ну ты бобёр, – осудил настырного капитана Шаламов, но без обиды. – Спешит наш Некто.
– С чего ты взял?
– Да уж не знаю, но, по всему, слишком торопится. И думаю я, если мы его с тобой, дорогой мой друг Константин, в этой спешке собачьей не опередим, тогда уже ничего нам сделать не удастся.
Шаламов с удовольствием отхлебнул чай и даже зажмурился от избытка чувств.
– Что же так?
– Да так вот. И тогда уж, боюсь, не споймать нам его никогда.
– Ты прямо за упокой, Михалыч, а начинал вроде ничего.
– Теперь ждать нам с тобой второго скелета. И в этот раз не промахнуться. Не опоздать.
– Какого ещё скелета? Михалыч, ты тех, мужиков в белых халатах, не зря отпустил?
– Здоров. Не волнуйся. Спать только хочу, с ног валюсь. Вторую ночь, считай, на ногах. Там ведьма летала в ванной, здесь её свекруху спасаю.
– Вот почему про скелеты-то заговорил?
– Игорушкин эту шутку выдал. А мне понравилась. Главное, в точку
