Решётки просто так не выломать. А к ним и не подступишься. Как раз в окна-то огонь и попадает внутрь. Дверь заперта. И заперта надежна. Что остается? Что? Только мансарда. Блиииин… Я же сам заколачивал люк на мансарду. Типа, раз нежилая — то и лазить туда не стоит.
Резко ворвавшись обратно в комнату, я не глядя на испуганных детей, метнулся к столу. Одним движением смахнул с него на пол телевизор, рассаду, видик… И, подхватив стол, потащил его в сени. Поставив под люком я схватил свой верный «говно-топорик», запрыгнул на стол и принялся ломать мною же заколоченный люк. Б…ь! Вот на хрена я его тогда так качественно заколачивал? Под потолком дым уже висел плотным облаком. Я надсадно кашлял лихорадочно работая топором. Из комнаты в сени выскочили все мои домочадцы. Настя прижимала к себе обоих мелких, Малинка потерянно сжимала в руках какой-то узел с пожитками. Под ногами у них перепугано метались обе кошатины и Настина шавка. Девки ещё не понимали всю глубину задницы, в которой мы оказались. Они недоуменно и растерянно уставились на мои метания с топором. Спасаясь от заполнявшего комнату дыма Малинка попыталась открыть наружную дверь. Понимание пополам с ужасом исказило её лицо… Сейчас они все поймут и заорут завоют хором…
— На пол! — прокашлял я. — У пола — дыма меньше.
В этот момент троеклятый люк наконец-таки поддался. Дым под потолком стал стремительным водоворотом втягиваться в появившееся отверстие.
— Я сейчас на улицу выскочу, дверь открою. Ждите у двери, — прохрипел я, закидывая сначала на мансарду ружье, а затем подтягиваясь на руках и неуклюже влезая в люк. Протискиваясь в узкий лаз, ещё раз зацепился порезанной спиной, зашипев от боли. Итак кровища хлюпает, к куртке прилипает. Ещё и карманом зацепился, тот затрещал и цилиндрики патронов посыпались на пол вниз. Черт! А я-то уже наверху!
— Патроны соберите! — командую я туда вниз, ощупывая пострадавший карман. Ну не все выпали. Патрона три-четыре зацепились за остатки кармана. Да еще два в стволе. Хватит. Мне б только двери распахнуть, а там все нормально будет. Переложив оставшиеся патроны в уцелевший карман к травмату, я подхватил ружье и подскочил к окну с мансарды.
Дзинь…
Вышибаю стекло вместе с перекладиной ударом приклада. Стеклянным водопадом оно рушится вниз. Работаю прикладом, выбивая все, даже мелкие осколки, зацепившиеся за раму. Не улыбается мне резаться, вылезая наружу. Я так был поглощён этой задачей, что просто не заметил темную фигуру, выпрямляющуюся на крыше гаража в каких-то десяти метрах напротив.
Бах!
А-а-а-а… По левому плечу словно молотком саданули. Куда-то в район бицепса. Рука сразу плетью вниз упала. Попробовал приподнять её, подхватывая цевье ружья… Ну, в принципе, если не обращать внимания на дикую боль, то кое-как она меня слушается. Сгибается, поднимается. Вот только силы в ней нет совсем. Словно это рука годовалого малыша у меня из плеча торчит. И моторика примерно такая же. Нет. Ружье ею, вот такой вот, мне не удержать. И не прицелиться, конечно же. И, что же делать? Ага, вот что…
Ствол ружья на оконную раму. Вот опора, раз левая рука не держит. Приклад вжать в правое плечо. Покрепче вжать, уже учёный. Где там этот стрелок? А, вот он. Прекрасно виден на фоне разгорающегося пожара. Согнувшись, торопливо перезаряжает какой-то странный пистолет. Обрез что ли? Вот он распрямляется, вскидывая свое оружие… Поздно!
Бабах!
Противник падает на крышу, завывая и пытаясь свернуться в клубочек. А вот н-на — держи добавку!
Бабах!
Второй выстрел уже добивающий. Прицельный. Осознанно в район головы целил. Попал. Затих, болезный. Ну, с-суки, плотно они нас обложили. Вылезая из окна я торопливо, неуклюже, считай одной только рукой, перезаряжал ружье. Б…ь! Как же я с одной рукой воевать-то буду? Левая не помощница. Кровища хлещет… Кровь, стекая из плеча вниз по всей руке, уже капает с пальцев левой ладони. Аж голова уже малость даже кружится. Надо пошевеливаться.
Зажимая приклад подмышкой, кое-как сумел одной рукой перезарядить ружье. Хотя — смысл? Как мне стрелять с одной рукой-то? Второй раз такой фокус с упором на оконную раму уже не пройдет… Но всё равно. С заряженным оружием — оно всяко спокойнее. Подошел к краю ската кухни-веранды. Заглянул вниз. Никого. Только пламя все сильнее разгорается. Чуть ли не столбом уже пылает. И изнутри крики моих всё громче и отчаяннее. Уже не только мелкие кричат, похоже уже и Настя голосит. Срочно вниз!
Лестницы на привычном месте не оказалось, а прыгать… Обычно спрыгнуть с крыши в сугроб нефиг делать. Но тут-то сугробов не было! Сперва подсобрали весь снег на горку. А потом на целую неделю оттепель с плюсом днями. Чуть ли не до голой земли все обнажилось. А высота приличная. Фундамент высокий, да еще сама комната… Метра три точно есть. Но прыгать надо. Крики девчат за дверью подстегнули меня.
Прыгнул я неудачно. Нет, ноги-то спружинили как надо, а вот руки… Левая, когда я гасил инерцию паденья, выбросив руки перед собой, предательски подломилась, и я завалился на бок, ощутимо приложившись головой. Но тут же забарахтался, пытаясь подняться. Вот тут-то они и кинулись на меня. Сразу двое.
Видимо они прятались на крыльце, под навесом. Вот я их сразу и не увидел. Старые знакомцы. Мик и Самурай. На ноги я-то подняться сумел, а вот вскинуть ружье к плечу никак не успевал. И, потому — выстрелил навскидку. От бедра! Как это любят показывать в кино. Хотя о прицельной стрельбе из такого положения говорить не приходится. Но тут-то бегущий первым Мик был уже от меня на расстоянии всего одного метра! Выстрел получился буквально в упор. Его буквально отбросило. Но, не как кино с полетом на десятки метров, а просто резко опрокинуло его навзничь.
Сам же я на ногах после выстрела устоял, но только по той причине, что ружье я толком и не держал. Много ли одной рукой наудержишь-то? И от выстрела, его отдачей унесло куда-то мне за спину, ободрав кожу с указательного пальца, продетую в скобу у спускового крючка. Как не выломало его только? Хотя, судя по боли — вполне может быть и перелом.
Но прочувствовать всю гамму боли мне толком и не дали. Следом за Миком передо мной вырос Ленька-Самурай. И он уже замахивается своей саблей. А мне даже встретить его нечем! Ружье улетело, левая рука почти не шевелится, правая — тоже не в порядке. А думать некогда! Его меч
