— сменить либо руководителей Ставки, либо реввоенсовет Южного фронта.
Сталин телеграфировал в ЦК: если его предложения о присылке подкреплений не выполнят, он откажется от дальнейшей работы в РВС Южфронта. Политбюро ЦК 14 ноября указало Сталину на абсолютную недопустимость подкреплять свои деловые требования ультиматумами и заявлениями об отставках. На следующий день, то есть 15 ноября, Сталин послал Ленину большое письмо, в котором изложил свою точку зрения на задачи и роль Южного и Юго-Восточного фронтов и мотивировал преимущества нанесения главного удара по отступающим деникинцам в направлении Харьков — Донбасс — Ростов. Поскольку ЦК накануне уже решил вопрос о задачах и направлениях действий обоих фронтов, Ленин ограничился резолюцией: «В архив. Секретно».
Безусловно, зная все это, Ворошилов (в первой юбилейной статье) и Сталин (в 4-м томе сочинений) «отодвинули» дату написания письма на месяц назад, ибо без такого «усовершенствования истории» получилось бы, что «гениальный сталинский план операции по разгрому Деникина» написан… через 20 суток после того, как операция началась. Для большей убедительности Ворошилов еще и добавил:
«План Сталина был принят Центральным Комитетом».[238]
Эта же фраза есть и в Краткой биографии Сталина.
В завершение данного исторического эпизода процитируем столь характерную для Сталина последнюю фразу его письма:
«Без этого[239] моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте».[240]
Ноябрьский конфликт с ЦК, содержание и тон письма к Ленину и последующее преобразование этого письма в «сталинский стратегический план» (тем более что основная идея плана — нанесение главного удара в направлении Харьков — Донбасс — Ростов — «заимствована» у бывшего главкома И. И. Вацетиса) отчетливо высветили основные черты и особенности стиля работы, а также личного характера Сталина: стремление к единовластию; убеждение в собственной непогрешимости; неприятие любых критических суждений и замечаний, от кого бы они ни исходили; смешанная с завистью подозрительность, особенно по отношению к опытным военным специалистам; и, наконец, полное пренебрежение любыми общечеловеческими нравственными принципами и нормами.
Уже через несколько лет после окончания гражданской войны, пытаясь доказать, что якобы он сам, а не кто-либо другой был в период контрнаступления и общего наступления советских войск против Деникина самым главным лицом на Южном фронте, Сталин прибегнул к весьма неблаговидному приему. Он в примечаниях к тексту речи, произнесенной им на пленуме Коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 года, сообщил, что якобы осенью 1919 года, когда деникинцы подходили к Орлу, «Центральный Комитет признает положение тревожным и постановляет направить на Южный фронт новых военных работников, отозвав Троцкого. Новые военработники требуют „невмешательства“ Троцкого в дела Южного фронта», и далее в том же духе.
Нетрудно догадаться, кого в первую очередь имеет в виду Сталин, говоря о «новых военработниках».
Запущенная исподтишка Сталиным «утка» об отлучении Троцкого от Южного фронта «по требованию (!) новых военработников» была «творчески развита» Ворошиловым и долго гуляла по свету. Опровергать ее пытался и устно, и письменно сам Троцкий. В письме Л. П. Серебрякову (сентябрь 1927 г.), отвергнув сталинские вымыслы, он писал:
«Никогда никто не запрещал мне ездить на Южный фронт… Возможно, тов. Сталин за моей спиной ходатайствовал о чем-нибудь подобном. Я об этом никогда ничего не слышал.
…Только человек, отравленный злопыхательством, может договориться до таких бессмыслиц, которые в себе самих заключают свое опровержение».[241]
Сказано резко и убедительно.
Беспристрастные документы также свидетельствуют о том, что Реввоенсовет Республики в октябре — декабре 1919 года, так же как и раньше, рассматривал и решал крупные и мелкие проблемы Южного фронта. При этом на ряде заседаний РВСР, которые вел Троцкий, Сталин не только присутствовал, но и был в числе докладчиков по важным пунктам повестки дня. Например, на заседаниях РВСР 2 и 15 октября по докладам Сталина были приняты решения о пополнениях для Латышской дивизии, о включении в Южный фронт новых соединений и т. п. А 17 ноября на очередном заседании РВСР, в котором участвовали Троцкий и Сталин, первым рассматривалось и было одобрено предложение реввоенсовета Южного фронта (докладчик — командующий фронтом А. И. Егоров) «О создании Конной армии Южного фронта».
(В статьях Ворошилова, конечно, другая версия: «Конная армия была создана вопреки противодействию Троцкого».)
В свете этих фактов становится очевидной несостоятельность созданного Сталиным мифа об отстранении Троцкого от Южного фронта.
Южный фронт 10 января 1920 года был преобразован в Юго-Западный фронт, главные силы и усилия которого были ориентированы на действия против белополяков, а одна (13-я) армия — против засевших в Крыму войск Врангеля. Тем самым для Сталина, который с этого момента стал членом РВС Юго-Западного фронта, период борьбы против «второго похода Антанты» закончился. Начинался новый — завершающий — этап его участия в гражданской войне, в ходе которого Советская Республика отразила очередное военное нападение белогвардейцев и интервентов, названное Сталиным «третьим походом Антанты».
К началу этого этапа Сталин считал себя опытным, незаменимым военным деятелем, обладающим большими организационно-административными и оперативно-командными способностями. С таких позиций он позволял себе активно вмешиваться в решение оперативных и даже стратегических вопросов, с пренебрежением отзываться и относиться к решениям и директивам Главного командования и уклоняться от их точного выполнения, часто конфликтовать с Лениным и Центральным Комитетом партии.
Так, 4 февраля 1920 года из Курска (там находился штаб Юго-Западного фронта), получив задание ЦК поехать в Ростов и войти в состав реввоенсовета Кавказского фронта, Сталин ответил, что считает такую поездку ненужной, что он «не вполне здоров» и просит ЦК не настаивать на его поездке. Когда же Центральный Комитет сообщил, что считает поездку в Ростов необходимой, Сталин ответил так: «Распоряжению Цека, несмотря на его дикость и на состояние здоровья, подчиняюсь» и тут же поставил свои условия: командировка в Ростов будет временная; ЦК должен объявить в печати, что он — Сталин — командируется на Кавказский фронт по военным обстоятельствам, чтобы товарищи не обвиняли его «в легкомысленном перескакивании».[242]
Внимательно знакомясь с довольно обширной военной перепиской Сталина с высшими органами партии и Красной Армии, можно без особых усилий обнаружить немало документов, содержащих, по меткому определению Ленина, различные «капризы» и придирки. И не случайно как раз об этой отрицательной черте сталинского характера сказал Владимир Ильич в своем политическом завещании. Здесь нет необходимости приводить многочисленные примеры сталинских капризов. Рассмотрим кратко только два эпизода, в которых своеволие и амбиции Сталина послужили исходным пунктом весьма серьезных отрицательных последствий.
2 августа 1920 года Ленин шифровкой сообщил Сталину: «Только
