и в две другие рюмки, хозяин кабинета встал со своего места и провозгласил последний тост:
— За тех из нас, кто сегодня не выживет.
18 апреля 2020 года, суббота, Москва, режим карантина, Каширское шоссе, больница № 7
— Авдей Миронович, вы долго здесь будете?
— Примерно с час, а что?
— Можно мне в онкологическую клинику по-соседству съездить — у меня там тетя лежит. Ей должны завтра операцию сделать, хотелось бы её проведать.
— Поезжай, это же рядом, — согласился Карпов. — Если что, я тебе по мобильному позвоню.
— Спасибо большое — я мигом, — радостно отозвался на эту новость водитель и отправился к другому медучреждению, которое находилось в пяти минутах езды отсюда — возле станции метро «Каширская».
А Карпов тем временем прошёл вниз по асфальтированной дорожке и вскоре оказался возле больничного морга. Сюда полчаса назад привезли изрубленные тела четверых сотрудников ЧОПа «Щит и кольчуга» во главе с Казимиром Салюнасом. Когда Карпову сообщили об этом по телефону, он удивился — дескать, почему именно туда? Ему ответили, что это ближайший к месту преступления морг, к тому же он в эти дни работает по особому графику и там есть свободные места. И теперь Карпову предстояло найти среди этой изрубленной человеческой плоти тело своего старого приятеля и договориться о его перевозке в другое место, чтобы там его подготовили к похоронам.
Спустившись по лестнице вниз, Карпов оказался в предбаннике, из которого вперёд тянулся длинный коридор. Пройдя по нему до конца, Карпов вскоре оказался в комнате, где за столом сидел мужчина-врач в белом халате и, глядя в монитор компьютера, что-то печатал на клавиатуре.
— Вам кого, товарищ? — спросил у вошедшего врач.
— Мне нужен начальник этого хозяйства — я Карпов.
— Вы приехали по поводу зарубленных?
— Не всех, а только одного — других заберут без меня.
— Опознать того, кто вам нужен, сможете? — задал новый вопрос врач.
— Естественно, мы с ним с молодости знакомы. Вернее, были знакомы.
— Хорошо пойдёмте, — и врач поднялся со своего места.
Вскоре они оказались в просторном помещении, где на металлических лежаках покоились тела покойников, накрытые простынями, среди которых были и нужные Карпову люди. Но прежде, чем они начали осмотр, гость внезапно спросил:
— Среди зарубленных есть человек с отрубленной головой?
— Да, один, — согласно кивнул головой врач.
— Тогда именно он мне и нужен.
И врач подвёл гостя к одному из лежаков и откинул верхнюю часть простыни. Под ней покоилось тело Казимира Салюнаса с отделённой от тела головой. На лице убитого отразилась маска ужаса, от которой Карпову стало не по себе.
— Вам плохо? — спросил врач, обратив внимание на то, как изменился в лице гость.
— Ничего, я выдержу, — ответил Карпов и отошёл в сторону.
— Когда собираетесь его забрать? — поинтересовался врач, вновь накрывая простынёй покойника.
— Завтра утром.
— Тогда пойдёмте оформляться, — и врач первым зашагал к выходу.
Вернувшись в помещение с компьютером, медицинский работник в течение пятнадцати минут печатал нужный документ. А Карпов сидел на стуле у стены и терпеливо ждал. В эти самые мгновения в его памяти почему-то возникли воспоминания тридцатилетней давности, когда он оказался в этой же самой больнице в первый раз, но в другом её отделении.
Ретроспекция
29 апреля 1989 года, суббота, Москва, Каширское шоссе, больница № 7, родильное отделение
— Что здесь стряслось?
— Соня умерла при родах. А девочка выжила.
— Какая ещё Соня? — искренне удивился Карпов-старший.
— Ну, моя однокурсница, с которой у меня был роман, — объяснил сын отцу. — Помнишь, я тебе говорил полгода назад.
— Ты мне про каких только девиц за время своей учёбы не говорил — я что должен всех их запомнить? — переходя на крик, заявил родитель.
Максим учился на факультете журналистики МГУ и действительно отличался большой любвеобильностью среди своих сокурсников.
— Соню я тебе как-то показывал на улице — ты тогда приехал домой, а мы как раз сидели в беседке возле дома.
— Это та самая рыжая девица?
— Да, она, — кивнул головой Максим.
Услышав это, отец схватил сына за грудки и, гневно сверкая очами, произнёс:
— Ты забыл, что я тебе тогда сказал: чтобы никаких рыжих девиц в нашем окружении не было. Говорил или нет?
— Да брось ты отец со своими предрассудками, — вырвался из рук родителя Максим.
— Идиот, это не предрассудки, это закулисье нашей жизни. Твой дед всю жизнь этим занимался и я тоже.
— А я не хочу этим заниматься — я современный человек.
— Я вижу, какой ты современный — сразу хвост поджал, когда прижало. Сразу отцу звонишь: папа, выручай! А я не буду тебя выручать. Я тебя четыре года назад уже выручил — отмазал от тюрьмы. Теперь сам выпутывайся из этой истории. Только учти, ребёнка, который у этой девицы от тебя родился, в нашем доме не будет. Рыжего племени в своих стенах не допущу. Тем более девочку. Забирай её и уезжай к родителям этой Сони в Ногинск. Кажется, там они обитают. И про институт забудь, и про стажировку в Англии тоже забудь. Устройся слесарем на завод и там паши без продыху.
Выдохнув этот монолог в лицо сыну, Карпов-старший отошёл в сторону. Но краем глаза он видел, что его слова возымели должный эффект. Максим стоял будто пришибленный, только теперь осознав, что его родитель вполне может осуществить сказанное. А такой поворот явно не укладывался в планы молодого человека. Он хотел благополучно закончить МГУ (до окончания учёбы оставался ровно год), мечтал съездить в Англию, а после окончания университета отец обещал устроить его в отдел Иновещания на Всесоюзном радио, где зарубежные командировки были в порядке вещей. А тут ему предлагалось ехать в богом забытый Ногинск.
— Прости, отец, я не хотел тебя обидеть, — произнёс, наконец, Максим голосом, полным смирения.
Едва он это сделал, Карпов-старший снова подошёл к сыну и спросил:
— Где её родители?
— У неё только мама, отец их бросил. Она сейчас оформляет документы — на ребёнка и похороны. Да вон она идёт.
И Максим кивнул в ту сторону, откуда к ним приближалась невысокая женщина в серой кофте и черной юбке.
— Как её зовут? — спросил Карпов-старший.
— Клавдия Васильевна.
— Стой здесь, я сам с ней поговорю, — произнёс отец и направился навстречу женщине.
Подойдя к ней, он поздоровался и, выразив свои соболезнования, взял её под руку и повёл в противоположную от сына сторону, говоря ей на ходу:
— Клавдия Васильевна, вашу дочку не вернуть, а моему сыну надо жизнь устраивать. Ему ровно год до окончания института остался, а потом надо будет на хорошую работу устраиваться. А
