Надежда покинула Айка. Голос явился, чтобы забрать его. Спасения нет. Он стал выбираться из-под руин. Хорошо это или плохо, но пора возвращаться в мир. С прятками покончено. И с поисками тоже.
«…и солнца золотой налив».[33]
Айк открыл глаза.
Она танцевала у кромки воды в жаркой вспышке света — девочка с волосами цвета расплавленного золота. Не прерывая песни, играла в салки с прибоем, то заходя в воду, то выпрыгивая из волн.
Его дочь.
Он понял это в ту же секунду, как увидел ее. Кто еще мог прийти на пустой пляж? Кто еще мог петь его песню? Умница, она, наверное, сбежала. Или ангел смягчился и отпустил ее. А может, все время лгал, что дочь у него? Может, девочка была свободна и все эти годы ждала отца? Сердце Айка учащенно забилось. Он попытался успокоиться. После стольких лет страха и разлуки радость могла быть опасной.
— Мэгги, — позвал он.
Его голос походил на карканье ворона. Девочка не слышала. Айк откинул голову, набираясь сил. Над ним висела капельница. Солнце сверкало в листве.
До него доносились голоса гостей на вечеринке. Женщина — мать, понял Айк — в плаче выражала свою радость.
«О боже, боже. Боже».
Дети и их семьи праздновали счастливый конец. Он тоже мог присоединиться к ним. Если бы Мэгги подошла к нему.
В небе, покачивая крыльями, пронесся реактивный истребитель. У Айка мелькнула мысль, что самолет зовет его назад. Затем он услышал крики и аплодисменты. Зазвучали жесткие гитарные аккорды «Звездно-полосатого флага» Хендрикса.
Девочка то удалялась, то приближалась, убегая от волн. Это она своей песней выманила его из этого мира, и казалось логичным, что она же возвращает его в мир. Айк сомневался, возможно ли такое — ведь девочка еще не родилась, когда он спустился под землю. Однако его научили с уважением относиться к тайнам. Может, Мэгги искала его с самого начала, чтобы он мог оказаться там, где он ей нужен? Айк не знал. Впрочем, неважно. Дочь здесь, и все, что ему теперь нужно, — это Али. Втроем они будут жить в доме на холме — разве не замечательно?
— Мэгги, — вновь прокаркал он и вновь не получил ответа.
Очевидно, он должен сам пойти к ней. Айк сел — слишком быстро. Кровь отлила от головы. Он упал лицом в песок рядом с носилками, за границей своего кусочка тени.
Солнце пронзило его. Песок пылал. Мухи облепили раны. Айк сумел встать на колени, прежде чем в легких закончился воздух. Потом опустился на пятки.
— Мэгги.
Прибой заглушил его голос.
Голова Айка поникла. Белый песок сыпался на ноги. Он стряхнул песчинки с аккуратностью археолога, открывая кожу с текстом на чужом языке и священными символами. Слова выцвели до такой степени, что он уже не мог прочесть собственную историю.
На песке перед ним появились две босые ступни. На него упала тень.
— Айк, — позвала девочка.
Он поднял голову. Одна коленка девочки была залеплена пластырем с картинкой. Он пытался рассмотреть ее лицо, но пронизанные солнцем волосы полыхали, словно пламя.
— Мэгги?
— Я Саманта.
Он вспомнил. Так звали дочь безумной женщины. Это не могло быть правдой. Ребенка убили. Неужели ангел солгал ему, неправильно назвав имя дочери? Или солгал еще раньше, заявив, что у Айка есть дочь? Но девочка знает его имя. Знает его песню. Они как-то связаны.
— Я твой отец, — вновь попробовал он.
— Нет, — сказала она.
Айк предпринял еще одну попытку.
— Мы никогда не встречались, Саманта. Я ушел очень давно…
Девочка прервала его.
— Меня послала Али.
Наконец-то, подумал он. Дверь открывается.
— Нет, Айк. — Саманта похлопала его по голове. — Послушай меня.
— Она здесь?
Рука девочки скользнула по его исхудавшему лицу. Потом вдруг дернула за бороду.
— Ты не слушаешь.
На этот раз Айк стал слушать. Девочка была посланником. Сообщила ему то, что он не желал знать. Мэгги мертва. Али спустилась в преисподнюю, ведомая его инициалами, и заняла его место рядом с учителем. Все не так, как он представлял.
— Али, — произнес он. — С ним?
— Не пытайся найти ее, — сказал ребенок.
— Что?
— Она просила тебе передать. Не ищи ее. Ей нужно сделать свою работу.
Айк стоял на коленях, и смысл слов девочки постепенно доходил до него. Это не его ребенок. Мэгги умерла. Али в преисподней.
— Твоя мать, — сказал он, — держала косичку из золотистых волос. Твоих волос.
— То было раньше. Теперь у нее есть я.
— Ребекка говорила, что ее дочь убили.
— Кое-что случилось, — сказала девочка. — Я потерялась. А потом открыла глаза и увидела Али. Она меня выбрала.
— Али тебя вернула?
— Она вытащила меня из реки.
— Почему тебя?
— Ты хочешь сказать, почему не твоего ребенка? Она предупреждала, что ты спросишь.
Айк ждал.
— Потому что Али не вернется. А моя мать — это мать. А ты не отец. Ты не знаешь, что делать с ребенком.
Это правда, хотя и горькая, и Айк был вынужден смириться с ней и со всем остальным.
Он потерпел неудачу. Отказался от жизни с Али и ребенком, похоронил себя под землей — зачем? Чтобы однажды восстать из могилы и спасти мир? Какое тщеславие! Лазарь тоже воскрес из мертвых. Но это не сделало его спасителем — только ожившим человеком.
Издалека доносились звуки пирушки. Люди смеялись и танцевали. Играла музыка. У него мелькнула мысль, что он еще может найти себе место в городе людей. Хотя нет, он просто глупец, обходящий стены города. Их веселье смеялось над ним.
Девочка отступила, и солнце ударило ему в глаза.
Айк попрощался с надеждами. Со своим ребенком. Голова его опустилась.
Всю жизнь, от высочайших вершин до самых глубоких недр, он сражался с силой тяжести, и в этой бесконечной борьбе не могло быть победителя. Подбородок коснулся груди.
Мухи пировали его слезами. Пусть выпьют его опустошенность. Собственная тень выглядела такой черной, что в ней можно было утонуть. Упасть, подумал Айк. Вернуться в сон. Он закрыл глаза.
— Айк! — окликнула девочка.
Он не пошевелился. Спать гораздо легче. Во сне можно отвлечься от страданий. Прожить тысячи жизней.
Саманта снова дернула его за бороду.
— Хватит спать.
— Чего ты хочешь?