– Не знаю точно, что именно стряслось с Рэдом, – будет повторять он снова и снова. – Интересно, кто позаботится о его детях. Сколько их у него было?
Никто этого не будет знать, всем это будет до лампочки. Со всеми остальными в Фирме я теперь стараюсь сохранить бесхитростный радужный нейтралитет. Джейн поняла, что я перестал с ней заигрывать.
– Что это вы, шеф? – так и слышу, будто она уже готова язвить меня. – Струсили? Боитесь, как бы не докатилось до вашей худшей половины? Или просто боитесь – вас не хватит на молоденькую?
Джейн никогда не скажет ничего подобного и не подумает, она не такая, но я все же ясно вижу эту сцену и не представляю, как выпутаюсь. Вне стен Фирмы я начал усердно, практически готовиться к предстоящим более ответственным обязанностям: готовлю речи и играю в гольф. Набрасываю речи для конференции (свою и Кейгла) и в общих чертах разговоры в кулуарах Фирмы.
– Фу-ты ну-ты, – так начинается один. – Это вы-то удивлены? А мне, по-вашему, каково было? Я совсем растерялся, так меня это ошарашило.
(Это я накропал мигом.)
И я купил себе новые биты для гольфа и новый спортивный костюм.
Дочери нравится, как я выгляжу в этих светлых пастельных тонах и в кепи. (Дочь больше всего мною довольна, когда я красиво выгляжу.) Жена растеряна. Она думает, я опять занялся гольфом, потому что хочу заигрывать со студенточками во всех клубах, куда меня приглашают. Я уже разучился заигрывать со студенточками – и не стал бы, даже если б и не разучился. Они еще дети. (И ни одна не глядит в мою сторону или в сторону любого игрока в гольф моих лет. Они заглядываются на хороших теннисистов. Я решил больше ни с кем не заигрывать на вечеринках и вообще где бы то ни было, если со мной жена, не хочу ставить ее в неловкое положение, но хоть бы уж и она не заигрывала, когда выпьет, и не ставила бы в неловкое положение меня.) Буду давать ей больше денег. Потихоньку я беру частные уроки на субботних курсах и не отказываюсь от приглашений в закрытые клубы. Жена больше не возьмется за гольф, она знает, успеха ей тут не добиться, и терпеть не может бывать в этих клубах на завтраках или на обедах: ей не нравятся люди, которых там встречаешь. Там все разводятся. Такое впечатление, что всюду и у всех все идет к концу. Куплю другой дом. Жене этого хочется. И дочь будет довольна – она очень дорожит друзьями из более денежных семей, но не против и таких, у кого денег поменьше, например того окончившего колледж юнца, который по вечерам зазывал ее в машину, будто бы хотел давать ей уроки для получения водительских прав. (Знаю я, какие уроки он ей хочет давать. С радостью дал бы ему коленом в живот и в зубы. Как он смеет связывать свои грязные мысли с моей пышногрудой шестнадцатилетней дочерью? Как это может быть, что у нее столько знакомых, а она все равно одинока?) Нам придется купить дом побольше, уж очень мал в нашем теперешнем доме кухонный стол.
– Гольф? – спрашивает мой мальчик и украдкой растерянно поглядывает на меня.
– Это игра такая.
– Он опять играет, – объясняет жена.
Мой мальчик обижен, жена надулась. Ему непривычно, что в воскресенье с утра пораньше я так расфрантился и тороплюсь уехать из дому.
– Ты хотел чем-то со мной заняться, если б я не уезжал? – спрашиваю.
Он печально качает головой:
– Пожалуйста, можешь ехать. Я думал, может, поплаваем.
– Для купанья недостаточно жарко. Если хочешь, мама свезет тебя на пляж.
– Не нравится мне там.
– А еще тебе есть чем заняться?
– Телевизор смотреть. Я видал гольф по телевизору.
– Надо загнать мяч в лунку.
– Это как пул? – с надеждой спрашивает он.
– А я знаю, что это, – похваляется дочь.
– Ты-то, конечно, знаешь.
– Сердишься? – удивленно спрашивает она.
– Еще чего, – лицемерно возражаю я. (И вспоминается: позавчера вечером видел – она катила по городу в машине с мальчишками, сидя на заднем сиденье. Последнее время двух слов не могу с ней сказать спокойно, сразу хочется язвить. Между нами не утихает скрытая вражда. А почему, сам не знаю.)
– Если сердишься, я выйду из-за стола.
– Не глупи.
– Я сержусь, – заявляет жена.
– Я сговорился о встрече. Не могу сегодня тебя сопровождать. Поеду с тобой в церковь на следующей неделе.
– На следующей неделе нас тут не будет.
– А тебе это нравится? – спрашивает мой мальчик.
– Церковь?
– Гольф.
– Нет.
– Он этот гольф терпеть не может, – поясняет дочь.
– Усекла, – хвалю я ее. – Даже людей, с которыми играю, терпеть не могу.
– Тогда зачем едешь? – Он озадаченно морщит лоб.
– Мне это полезно.
– Для здоровья?
– Для службы, – догадывается дочь, с комической точностью передразнивая меня.
– Опять усекла, дочка, – снова хвалю я. – Это помогает мне продвинуться по службе. Заработать больше денег для всех вас, мои миленькие.
– И машину мне купишь, раз уж ты столько зарабатываешь?
– Когда все препятствия останутся позади. Этот стол слишком мал. Не понимаю, почему бы нам не есть в столовой?
– Я не думала, что мы все соберемся в одно время. Обычно мне приходится завтракать одной, да и вообще я всегда одна.
– Ты, кажется, скулишь.
– Не понимаю, почему ты должен играть в воскресное утро.
– Когда меня приглашают, тогда и играю.
– Но ты ведь и на уроки уезжаешь.
– Когда нахожу время. Ты что, не можешь поехать одна?
– Не хочу одна. У меня, кажется, есть семья?
– Ты ж будешь с Богом, забыла?
– Шутки тут неуместны.
– Возьми детей.
– Если ты не пойдешь, они тоже не пойдут. Они берут пример с тебя.
– Вы пойдете с мамой, правда?
– Не надо их заставлять.
– Пап, не будь ханжой.
– Мы все пойдем в День матери.
– И тогда он превратится в День отца.
– Мы терпеть не можем людей, с которыми приходится вместе молиться, – весело сострила дочь, и мой мальчик хихикнул.
– Отлично, – похвалил я ее и тоже рассмеялся. – Могу тобой гордиться.
– Люблю, когда вы все втроем надо мной потешаетесь, – говорит жена. – Они от тебя заразились. Думают, им можно потешаться над всем на свете.
– Можно. – (Пошло-поехало, она загубит мне весь день.) Сегодняшний завтрак чуть было не стал прелестной семейной трапезой для всех, кроме жены, но теперь я рад бы поскорей доесть и убраться. – Знаешь, на службе я ничего такого не слышу.
