Тобин сморгнул подступившие к глазам слезы.
— Я всегда тебе верил.
Фарин прижал кулак к груди.
— Прошу, и впредь всегда доверяй мне, Тобин. Как я уже говорил, я не слишком умен, но и не дурак, и я думал, что, может быть, из-за всех этих войн и болезней ты останешься последним наследником трона. Но потом случились разные другие вещи, заставившие меня задуматься. Ну, например, что вы с Ки зовете твоего призрачного двойника братом, а не сестрой.
— Ты слышал? И никогда ни о чем не спросил!
— Я дал Аркониэлю слово, что не стану задавать вопросов.
— Но теперь явилась Лхел и рассказала тебе о нем?
— Ей и не надо было. Я его видел.
— Где?!
— В доме лорда Оруна, в тот день, когда Орун умер.
— Это он убил Оруна! — вырвалось у Тобина.
— Я так и подумал. Он еще склонялся над телом, когда я вышиб дверь. Я сначала подумал, что это ты, и лишь потом разобрался… Великий Свет, я не знаю, как ты выдержал все эти годы! У меня от одного воспоминания о нем кровь стынет!
— Но ты не рассказал о нем Айе.
— Я думал, ты расскажешь.
— А что еще сказала тебе Лхел? Обо мне.
— Что однажды ты должен будешь заявить права на трон. А я должен быть всегда наготове и никогда не сомневаться в тебе.
— И все?
— Все, только она еще добавила, что давно наблюдает за мной и у нее обо мне хорошее мнение. — Фарин покачал головой. — Я понял, что она собой представляет, как только увидел колдовские символы на ее щеках, и все равно мне приятно, что она обо мне хорошо думает.
— Она всегда говорила, что Айя и отец должны были рассказать обо всем тебе. И Аркониэль тоже так думал. Но Айя запретила. Я знаю, отец посвятил бы тебя во все, если бы не Айя.
— Это не имеет значения, Тобин. Он на свой лад объяснил мне все в тот момент, когда это было действительно важно.
— Но вообще-то они промолчали ради твоей защиты, — признался Тобин, хотя все равно до сих пор сердился на Айю за это. — Айя говорит, Нирин может заглядывать в умы. Мне пришлось научиться прикрывать свои мысли. Поэтому Ки тоже до сих пор ничего не знает. Ты ведь ему не скажешь?
Фарин протянул Тобину ломоть теплого хлеба с сыром.
— Конечно не скажу. Но я представляю, как трудно тебе было хранить секрет все эти годы. Особенно от Ки.
— Ты не представляешь, сколько раз я чуть не сболтнул лишнее! А теперь…
— Да, теперь. — Фарин откусил кусок хлеба и долго жевал, прежде чем заговорить снова. Наконец он вздохнул и сказал: — Ки знает, какие чувства ты к нему испытываешь, Тобин. Любой это поймет, все ведь видят, как ты смотришь на него. И он тебя тоже любит на свой лад, но не так, как ты от него ожидаешь.
Тобин почувствовал, как к лицу приливает кровь.
— Да знаю я. У него с полдюжины девочек разом. Он и сейчас с одной из них.
— Он истинный сын своего отца, Тобин, он просто не может не гульнуть. — Фарин искоса посмотрел на Тобина. — А ведь есть и такие, кого ты мог бы осчастливить своим ласковым взглядом.
— Меня это не интересует! — Но тут же любопытный голос в его голове спросил: «И кто же это?»
— И все-таки нельзя об этом не думать. Лхел так и говорила. Парень твоего возраста должен проявлять интерес к девушкам, особенно принц, которому предстоит сделать выбор.
— Да кому какое дело?
— Людям есть дело. И Ки будет легче, если ты станешь выглядеть чуть более счастливым.
— Это Лхел тебе сказала?
— Нет, Ки.
— Ки? — Тобину захотелось провалиться сквозь землю.
— Он не может ответить на твои чувства так, как тебе того хотелось бы, и его это ранит. Ты ведь знаешь, он бы все для тебя сделал, если бы мог.
На это Тобину сказать было нечего.
— Но ведь меня всегда считали странным. Пусть бы и дальше так думали.
— У тебя есть хорошие друзья, Тобин. И совсем скоро ты узнаешь, насколько они верны тебе. Знаю, тебе нелегко…
— Знаешь?! Да откуда тебе знать! — Как будто все долгие годы страха, тайны и боли разом навалились на Тобина. — Откуда тебе знать, что это такое — когда приходится постоянно лгать и когда тебе тоже лгут? Ты не понимаешь, каково это — не знать даже, как выглядит твое настоящее лицо, пока тебе его кто-то не покажет! А Ки? Мой отец хотя бы понимал твои чувства!
Фарин откусил еще кусок хлеба.
— А ты думаешь, мне от этого было легче, да? Нисколько не легче.
Гнев Тобина испарился, он почувствовал жгучий стыд. Как он мог так нападать на Фарина, самого верного из всех людей, да еще когда тот узнал так много? Соскользнув с кресла, Тобин обнял капитана, уткнувшись лицом в его плечо.
— Прости. Я не вправе был так говорить!
Фарин похлопал Тобина по спине, как будто Тобин все еще был маленьким мальчиком, которого он носил на плечах.
— Все в порядке. Просто ты начинаешь понемногу видеть мир таким, какой он есть.
— Я уже его повидал. Этот мир безобразен и полон ненависти.
Фарин одним пальцем подцепил подбородок Тобина, заставив принца поднять голову, и посмотрел ему прямо в глаза.
— Может, мир и таков. Но насколько я понимаю, ты здесь как раз для того, чтобы сделать его лучше. Много людей уже пострадали ради тебя. Твой отец умер ради твоего будущего, и твоя бедная матушка тоже. Но ты не один, пока я жив. Когда бы ни пришел твой час, обещаю, я не допущу, чтобы ты остался один.
— Я знаю… — Тобин сел на место и вытер нос. — Придет день, и я сделаю тебя великим и богатым лордом, и никто не сможет мне помешать.
— А мне можно высказаться по этому поводу? — Светлые, голубые глаза Фарина вспыхнули весельем и любовью, когда он протягивал Тобину еще один ломоть хлеба. — Тобин, я нахожусь именно на том месте, на каком хочу находиться. И я всегда хотел только этого!
Глава 50
Никто не заметил их приближения, даже те из нас, кто поклялся всегда стоять на страже. Кому бы пришло в голову ожидать нападения с моря в такую ночь? Какой капитан смог бы пересечь Внутреннее море в это время года?
Бешеный ветер вздымал за устьем залива огромные, как стога, волны; луна скрылась за тучами. Дозорных вряд ли можно винить за то, что они не заметили их; ночь была такой, что и соседнего дома не разглядишь.
Могучая пленимарская флотилия выскочила прямо из бури со спущенными парусами и захватила Эро врасплох. Последние мили пленимарцы прошли с погашенными огнями — и это стоило им нескольких кораблей, но зато они добились полной внезапности. Со временем были обнаружены обломки девятнадцати разбившихся судов; количество бросивших якоря к северу от Эро осталось неизвестным, но воинов высадились многие тысячи. Мгновенно захватив все внешние посты, они принялись убивать всех жителей Скалы, каких только видели, невзирая на возраст, и дошли до городских ворот прежде, чем была поднята тревога.