– Не лги мне! – Леонора впилась в Джеймса взглядом, отчаянно желая ударить его. – Я сама слышала, как она это говорила!
– Лео, она конченая лгунья! – Он махнул рукой куда-то в сторону. – Сегодня утром я видел, как она выскользнула из хижины аборигенов!
Капли дождя стекали по ее лицу. Джеймс говорил правду, она вдруг поняла это совершенно отчетливо. Клэр все выдумала! Леонора тысячу раз слышала враки этой женщины, но тогда это как-то не пришло ей в голову: мысль о Джеймсе – Джеймсе и Клэр! – уничтожила ее способность рассуждать логически. Ее захлестнула волна раскаяния.
– П-прости меня, – запинаясь, пробормотала она.
Джеймс стиснул зубы, и губы его сурово сжались. Настала его очередь злиться. Прямо над головой у них громыхнул гром, но он даже не вздрогнул. Он шагнул вперед и, перекрывая шум дождя, крикнул:
– Интересно, а какого черта я оправдываюсь перед тобой? – Голос его звучал грубо и жестко. – Это ведь ты у нас замужняя дама! – Джеймс сделал еще один шаг к ней. – Да как ты смеешь обвинять меня и вообще задавать какие-то вопросы?! – Он махнул рукой в сторону усадьбы, и в глазах его сверкнула ярость. – Каждую ночь ты уходишь в дом и делишь постель с тем негодяем, тогда как я знаю… я знаю, что ты должна быть со мной! А знаешь, каково мне, когда я думаю о том, как ты лежишь рядом с ним, ночь за ночью… когда думаю, как он касается тебя? Что, не задумывалась? Это съедает меня заживо, Лео! Это убивает меня! – Он провел рукой по волосам, откинув в сторону мокрые пряди. – Так что нет, я никогда не был с женщинами вроде Клэр, но я не святой, Лео. Я по-прежнему мужчина, и я хочу тебя так сильно, что… – Он сердито взглянул на нее и умолк, не в состоянии подобрать нужные слова. А потом подошел ближе. – И теперь, Лео, объясни, какое ты имеешь право, черт побери, задавать мне подобные вопросы?
– Потому что… я люблю тебя! – крикнула она в ответ дрогнувшим голосом. – Я просто люблю тебя.
Джеймс схватил ее за плечи и принялся целовать – неистово, лихорадочно, грубо, бесконечно. Вода потоками лилась им на головы, попадала на губы, но они уже перестали замечать ненастное небо.
Джеймс обхватил ее лицо ладонями.
– Брось его, – умоляющим голосом сказал он.
Ноги Леоноры внезапно ослабели.
– Не могу, – прошептала она.
Взгляд Джеймса из-под тяжелых от капель дождя ресниц стал жестким. Он отпустил ее и проглотил комок, сдавивший горло.
– Это все из-за денег?
– Нет! – с жаром воскликнула она, хватая его за руки.
Джеймс вздрогнул и посмотрел на ее губы так, будто они вызывали у него отвращение.
– Ты просто трусишь.
Она яростно замотала головой.
– Нет! – Она задыхалась, пытаясь поймать его руку. – Прошу тебя, не говори так!
Джеймс отшатнулся и сделал шаг назад. На лице его читалось замешательство:
– Ты просто малодушный и трусливый человек.
«Он ненавидит меня!» Леонора стояла под проливным дождем и беспомощно следила за тем, как он шаг за шагом отдаляется от нее. Она открыла рот, чтобы возразить, но голос вдруг пропал.
– Возвращайся к Алексу, – глухим голосом, но четко произнес Джеймс, и взгляд его был ледяным. – Не хочу тебя больше видеть.
Он развернулся и пошел к лошади, а она смотрела вслед его промокшей темной фигуре.
Леонора упала на колени прямо в грязь. Он уходил! Паника, которую она пыталась побороть, вырвалась наружу и завладела каждой ее клеточкой. Вернулась мрачная удушливая правда: они оба уходили…
Она уставилась на свои руки в пятнах рыжей грязи.
– Он грозил забрать детей! – пронзительно крикнула она сквозь шум непогоды, признавая свое поражение.
Джеймс остановился, но не обернулся.
– Детей… – простонала она и беспомощно ударила кулаком по грязи.
Джеймс повернул голову.
– Каких еще детей? – нахмурив брови, холодно спросил он.
«Не говори ничего. Прекрати немедленно! Отпусти его».
Но страх потери и пустота уже хватали ее своими когтями.
– Аборигенов! – крикнула она. – Если я брошу его, Алекс отошлет отсюда всех местных детей.
Повисшая тишина была похожа на аркан. Ее осмотрительность не сработала – она произнесла вслух то, что не должна была говорить. Пути к отступлению были отрезаны, и того, что будет дальше, уже не остановить.
Джеймс вернулся. Она тихонько всхлипывала, опустив голову, – ее терзали раскаяние и собственная слабохарактерность. Он наклонился и, осторожно взяв ее за плечи, поднял на ноги.
– Я пыталась уйти! – крикнула Леонора, не глядя ему в глаза. – Я просила развода. Но потом из миссии приехали за детьми, и я увидела… Я не могла позволить ему сделать это, Джеймс. – Колени ее подкашивались, но он держал ее за плечи, не давая упасть. – Я знаю… мы оба знаем, что бывает с сиротами. – Она наконец посмотрела на него и почти беззвучно добавила: – И я не трушу.
Джеймс вглядывался в нее сквозь серую пелену дождя, пока не поймал ее взгляд.
– Так почему же ты мне раньше ничего не сказала?
Слезы из ее глаз потекли сильнее, смешиваясь с каплями дождя. Она схватила его за руки и попыталась потрясти их, но сил не было.
– Потому что ты выступил бы против него. А тут ничего нельзя поделать. Ничего! – Леонора понизила голос. – Он очень жестокий человек, Джеймс. – Она рассеянно теребила промокший рукав его рубашки. – Пообещай, что ты ничего не станешь предпринимать.
Но Джеймс уже утонул в глубине ее глаз, в красоте ее лица. Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она попыталась отстраниться: ей нужно было, чтобы он все понял.
– Пообещай мне, Джеймс! – попросила она. – Пожалуйста…
Однако Джеймс ее не слышал. Он просто приник к ее губам. Ее слова, осторожность, требование обещания – все было сметено этим поцелуем, и она растаяла в тепле его тела и в настойчивости его губ.
Дождь поливал немилосердно. Вода попадала им на лица, на волосы, на разгоряченные губы. Их одежда промокла насквозь и теперь, теплая и скользкая, плотно облегала тело. Небо раскололось от молнии, которая ударила так близко, что раскисшая земля, казалось, зашипела, и это наконец заставило их оторваться друг от друга. Джеймс подхватил Леонору на руки и бросился под сень сарая.
Жестяная крыша тарахтела так, будто на нее с небес падали молотки, а не капли воды. Стены были сколочены из свежеструганных досок, все еще в зеленых пятнах и пахнущих смолистым древесным соком, промокших и удерживавших влагу. Воздух был насыщен запахами свалявшегося сена, которые были слабее у земли, но усиливались ближе к своду крыши. Джеймс поставил Леонору на ноги и снова нашел ее губы. Полумрак разрывался вспышками молний, частыми и резкими, как будто кто-то в нерешительности то включал, то выключал свет. Им с небольшим запозданием вторили гулкие раскаты грома. Шорох топтавшихся по соломе овец и лошадей доносился словно издалека.
