– Дэвид, тебе пора познакомиться с человеком, которого ты давно ждал.
Когда Сэмюэль вышел из комнаты с сыном на руках, все печали и невзгоды прошлого, вся ненависть и пролитая кровь остались позади. Туман рассеялся. Через широко распахнутую парадную дверь в дом вливался яркий свет зимнего солнца, словно благословляя людей, наконец-то обретших заслуженное счастье.
28
Жители и воины Нового Орлеана праздновали свою почти невероятную победу. Англичане потеряли почти полторы тысячи убитыми – против всего пятидесяти погибших американцев. Такой успех стал возможен благодаря объединенным усилиям артиллерии Жана Лафита и метких стрелков из Кентукки, сумевших нанести сокрушительное поражение регулярной армии британцев. Город ликовал и чествовал героев – генерала Джексона, братьев Лафитов, командиров отрядов ополчения из Теннесси и Кентукки. Со стороны Шарт-стрит доносился шум безудержного веселья, а с колоколен церквей лился праздничный перезвон.
Но на втором этаже городской резиденции Дюрана все было тихо и спокойно. Сюда перебрались из Нового Версаля Сэмюэль и Оливия после того, как полковник сообщил о предательстве и смерти Буллока генералу Джексону и совершенно потрясенному губернатору Клейборну. Дэвид мирно спал в соседней комнате под присмотром горничной Флорины.
В гостиной ярко пылал огонь в камине, и его тепло позволяло забыть о январском холоде. Сэмюэль наполнил мадерой два хрустальных бокала и подошел к Оливии, гревшей руки у камина. По длинным рыжим волосам, заброшенным за спину, пробегали отсветы оранжевого пламени. На его фоне четко вырисовывалась тонкая фигура молодой женщины в мягко ниспадающем зеленом муслине. Шелби провел взглядом по высокой груди и округлым бедрам, всмотрелся в прекрасное лицо, такое аристократически-прелестное в профиль, и глубоко вздохнул от захлестнувшей его любви.
Сэмюэль передал Оливии вино, оба поднесли бокалы к губам, но пить не стали и молча смотрели друг на друга, будто чего-то ожидая. Наконец полковник сказал:
– Я только что получил письмо от сестры. Его принес новый секретарь Клейборна, когда я был с докладом у Джексона. Лиза пишет, что торговля на пути из Санта-Фе идет полным ходом, фирма Сантьяго процветает и он уже строит еще один магазин в Сент-Луисе. Я должен ехать туда, буду заниматься делами фирмы с американской стороны.
– А как же армия? – нерешительно спросила Оливия, не смея надеяться, что слова его означают именно то, о чем она молила бога.
– Война кончена. Об этом говорится в посланиях президента. Нужно лишь подождать, пока в Генте договорятся об условиях мирного соглашения, – если только уже не договорились. Как только я побываю с докладом лично у президента, сразу же подам прошение об отставке.
Оливия немного отпила из бокала в надежде, что вино придаст ей храбрости, и сказала:
– Ты не представляешь, как я испугалась, когда мне сообщили о твоем появлении в Новом Орлеане. Испугалась, что ты приехал забрать у меня Дэвида.
Ему стало больно от ее слов.
– Я понимаю, Ливи, почему ты могла такое подумать, но поверь, я никогда бы не сделал этого, даже если бы знал о существовании Дэвида.
– Теперь ты знаешь, и мне известно, что ты успел его полюбить, – ответила Оливия, мысленно добавив: «Осталось только выяснить, любишь ли ты меня, Сэмюэль».
Он поставил свой бокал на столик, забрал ее бокал и поставил рядом.
– Да, я очень люблю его и бесконечно благодарен тебе за сына. – Сэмюэль запнулся, помолчал, запустив пальцы во взлохмаченную шевелюру, словно в поисках нужных слов, и продолжал: – Я причинил тебе много горя, Ливи. Вновь и вновь я становился причиной твоих страданий, а ты отвечала мне только добром. И вообще – что я могу тебе предложить? Ведь я всего лишь отставной военный со скромным доходом и буду жить в небольшом затрапезном городишке, который не идет ни в какое сравнение с блеском и роскошью Нового Орлеана. Я не имею права просить…
– Черт бы тебя побрал, Сэмюэль Шеридан Шелби! Хватит распинаться передо мной насчет своей вины и тешить свою же больную совесть! Я по горло сыта вашей пресловутой виргинской гордостью! Если ты меня не любишь и не намерен жениться, тогда я забираю сына и отправляюсь вверх по реке к Микайе. Будем с ним вдвоем воспитывать Дэвида. И черт бы побрал дядино наследство тоже! За эти три года я из него ни цента не потратила и впредь не собираюсь этого делать.
Оливия рассердилась не на шутку. Зеленые глаза сверкали, нежные розовые губы сжаты… Не в силах больше сдерживаться, Сэмюэль охватил ладонями милое лицо, потянулся к губам и тихо сказал:
– Вы меня неправильно поняли, мадам Обрегон. Я как раз пытался, хотя и несколько неуклюже, просить вашей руки. Но вы, со свойственным вам неистовым темпераментом, меня опередили. И я отвечаю – да, я намерен жениться на тебе. С радостью! Я люблю тебя больше жизни.
Оливия бросилась к нему на шею, не помня себя от радости:
– Сколько лет я ждала, когда ты скажешь это! Завтра же утром идем в церковь. Будем надеяться, отец Дюборг прервет подготовку к торжественной мессе и выкроит минутку, чтобы нас обвенчать.
Сэмюэль притянул ее к себе поближе и шепнул:
– Это завтра, завтра мы поженимся, но сегодня… я три года ждал этого, Ливи.
Он взял ее на руки, отнес в спальню, бережно положил на высокую кровать и присел рядом, а когда Оливия начала расстегивать пуговицы на платье, остановил ее:
– Погоди, я сам.
Сэмюэль снял легкие туфельки и шелковые чулки, любуясь длинными стройными ногами, потом, покрыв поцелуями шею и плечи возлюбленной, принялся за платье.
– В последний раз я боролся с проклятыми застежками так давно, что забыл, как это делается, – бормотал он, расстегивая бесконечные пуговицы и крючки.
Когда муслиновое платье было сброшено и Сэмюэль потянулся к кружевному лифу, Оливия неожиданно прикрыла грудь руками.
– Сэмюэль, я… я не хочу тебя расстраивать…
– Если ты предлагаешь подождать до свадьбы, я готов.
«Правда, в этом случае я могу не дожить до свадьбы, – мрачно подумал он, – но если надо, значит, надо».
– Нет, свадьба здесь ни при чем, и ждать я не хочу. Вот только…
– В чем дело, любовь моя? – Сэмюэль приподнял ее голову за упрямый подбородок и взглянул во влажные зеленые глаза, глубокие и таинственные.
– Я так растолстела во время беременности. Я уже совсем не та, что прежде.
Он улыбнулся, проведя кончиком пальца по краю кружев, за которыми скрывалась желанная грудь.
– Да, вижу. – И Сэмюэль нашел губами сквозь кружево по очереди оба соска. – Ты само совершенство, лучше тебя нет и быть не может.
Оливия застонала и вцепилась пальцами в густые черные волосы, теснее прижимая Сэмюэля к себе, и вместе они быстро избавились от всех кружевных принадлежностей ее туалета. Когда он положил Оливию на спину и опустился рядом, любуюсь обнаженным телом любимой, ей вдруг стало неловко. «Ведь я действительно переменилась. Может, я ему не нравлюсь?»
