Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
Мозг «Homo sapiens», как известно, предпочитает усваивать новую информацию в режиме самообучения. Последние модели персональных компьютеров оказались настолько совершенными и усложненными, что мозг рядового пользователя не поспевал за их скоростью и оперативностью, ибо в природе (во всяком случае, в рамках отмеренных человеку пределов ее понимания) не существовало таких задач, которые рядовой пользователь мог бы решать с помощью этих компьютеров. Для решения же не столь сложных задач вполне хватало старых компьютеров. Новые компьютеры попросту бесконечно (и, естественно, без необходимости) умножали сущности, которые от этого становились сложнее, но не новее. Сама природа человека, созданного по образу и подобию Божию, вошла в противоречие с природой компьютера. Человек, как, собственно, и Бог (в идеале) стремился к простоте. Компьютер — к сложности, превосходящей возможности человеческого разума. Вот почему очередной (в планетарных масштабах) замены одних компьютеров на другие (новейшие) не произошло. Компьютерный рынок рухнул, потянув за собой остальную экономику. Вдруг выяснилось, что три четверти всех мировых денег были сосредоточены (в ожидании сверхдоходов) именно в виртуальном компьютерном бизнесе. Они мгновенно прорвали «плотину» фондового рынка, затопили (точнее засыпали собой, как осенними листьями) мир.
Только безумец, по всеобщему мнению, мог решиться в то время вкладывать средства в производство новых моделей компьютеров.
Но такой безумец нашелся.
Им оказался Енот.
Он вложил (кстати, не столь уж и большие) деньги в разработку принципиально иного компьютера, ориентированного на рефлексы не человеческого, но… дельфиньего мозга.
Это тоже было умножение сущности, но умножение не инженерно-математическое, а психо-биологическое. Спрос на дорогие новые игрушки мгновенно превысил предложение. Человеческий мозг вновь обрел возможность развиваться посредством самообучения. Если это и была революция, то тихая и непонятная. Приобщившиеся к новым компьютерам пользователи, как бы исчезали из жизни, превращаясь (в социальном и гражданском смысле) в ничто. Вот почему многие люди (Енот утверждал, что это результат «черного пиара» конкурентов) считали, что человек не столько самообучается, работая на этом компьютере, сколько… перерождается в дельфина, постепенно усваивая дельфиньи навыки и повадки.
Автор статьи «Приказ по армии жильцов» тоже придерживался подобного мнения. Он утверждал, что самое активное участие в грядущей антиглобалистской революции примут прежде всего «новые» люди с дельфиньими мозгами. Дельфинам не нужна крыша над головой, не нужны какие бы то ни было социальные институты. Их дом — океан, который изначально самодостаточен и репродуктивен, то есть не нуждается, в отличие от человеческого общества, ни в социальной, ни в биологической, ни в какой иной коррекции.
Так что, делал вывод автор, речь идет уже не столько о Великой Антиглобалистской революции, сколько о заговоре дельфинов, конце «Homo sapiens», как биологического вида, начале плановой замены одной (погубившей свою среду обитания — землю) мыслящей расы на другую, сохранившую свою среду (мировой океан) в относительной (хотя и здесь человек сильно нагадил) сохранности.
Необходимо немедленно отдать приказ по армии жильцов, подводил итог неведомый автор, потому что приказ по армии дельфинов уже отдан.
Помнится, Никита долго спорил с отцом: кто автор статьи?
Никита был уверен, что статью написал Савва.
Отец же считал, что, напротив, статья — начало конца Саввы, первый ему звонок. Что Савве, пока не поздно, надо уносить из России ноги, потому что ничего хорошего его здесь не ждет.
«А может… — с подозрением покосился на отца Никита, — ты сам написал эту статью?»
«Если бы, — вздохнул отец. — Я уже неспособен писать статьи, которые переворачивают мир. Когда нет автора, — продолжил он, — автор — власть, если статья плохая, и… Бог, если статья хорошая. А это очень хорошая статья».
«Ну да, конечно, — Никита подумал, что отец над ним издевается, — Бог отправил текст в редакцию по E-mail, оплатил его по рекламным расценкам»…
«А как еще, по-твоему, — спросил отец, — Бог может высказать свое мнение по тому или иному поводу? Если хочешь знать, — понизил голос, тревожно посмотрел из-за занавески во двор, но там только страшного вида бомж меланхолически копался в мусорном контейнере, — я веду реестр Его трудов, так сказать, отслеживаю невидимое собрание Его сочинений. Если бы ты знал, — воскликнул отец, — в скольких оно томах, в скольких жанрах, начиная от на первый взгляд совершенно нелепых информаций в желтых таблоидах, заканчивая непризнанными, в смысле не оцененными, не опубликованными, или опубликованными, но так, что никто про них не знает, романами. В этом списке, — глаза отца вдруг вспыхнули, как газовые горелки, — и мой “Самоучитель смелости”…»
«Как же так, — удивился Никита, — если в списке и “Приказ по армии жильцов” и “Самоучитель смелости”, то получается, что Бог сам себя отрицает?»
«Он всегда, — с невыразимой (как если бы разделял с Господом эту вину) грустью произнес отец, — сам себя отрицает».
«Зачем?» — спросил Никита.
«Чтобы избавить человека от необходимости отрицать Его. Его любовь к нам настолько велика, что Он искупает и этот наш грех… авансом, который, впрочем, ты волен не брать».
«Как же тогда угадать Его волю?» — спросил Никита.
«Каждый угадывает самостоятельно, — надменно ответил отец. — Я, например, вижу Его волю в том, что чувствую себя вправе не соглашаться с Ним, поправлять Господа моего, ибо даже Библия не обходится без типографской краски, а в типографской краске скрывается… кто?»
«Кто?» — тупо спросил Никита.
«Х… в кожаном пальто! — гневно крикнул отец. — Чем ты занимаешься в этой своей аспирантуре, если не знаешь, кто скрывается в типографской краске?»
…И все равно (даже сейчас) Никите Ивановичу казалось, что отец поспешил с отъездом.
Эзотерический, прежде выходивший от случая к случаю журнал «Солнечная революция» постепенно сделался в России примерно тем же, чем был в свое время СССР журнал «Коммунист». Не менее блистательная судьба ожидала «Прогрессивный гороскоп», «Натальную карту» и «Третью стражу». Каждая российская семья должна была в обязательном порядке выписывать одно из этих изданий.
Более того, отец, в принципе, мог в любой момент вернуться.
Ведь разрешил же ему (в отличие от Никиты) Ремир приехать в Россию, похоронить жену, скончавшуюся вскоре после его отъезда от горя и одиночества.
Отец хоронил мать один.
Никита скитался по городам и весям охваченной Великой Антиглобалистской революцией Европы.
Савва в камере смертников ожидал повешения на Красной площади под барабанный бой.
Позже отец прислал Никите видеокассету с записью похорон.
В тот летний день над всей Европой — от Атлантики до Урала — бушевала невиданная гроза. Ведущие московских молодежных FM — программ (все сплошь пользователи «дельфиньих» ПК) шутили, что проект по превращению Земли в дельфинарий вступил в решающую фазу. По православному радио ученый батюшка рассказывал о Всемирном потопе и Ноевом ковчеге. Мать ушла в гробе-ковчеге в яму, наполненную прохладной водой, как языческая богиня Сатис. Отец стоял перед могилой в неизменном белом плаще под черным зонтом, как в гроте под водопадом, а кладбищенские рабочие, матерясь, устанавливали мраморную плиту (у отца не было времени ждать пока земля, как положено, осядет). «Мы не были с тобой при жизни, но мы будем с тобой после смерти» — такие слова выбил золотом отец на скорбном белом мраморе. Потом он развернулся, побрел по аллее, как человек, у которого не осталось в жизни дел. Остановился под напоминающим зеленый фонтан дубом, вытащил из кармана плоскую бутылку «Hennessy», длинно отпил, вытер рот рукавом, бросил (непустую еще) бутылку на мокрую траву. Похоже, нищета отсутствовала в списке обрушившихся на отца бед.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
