– Понял. Конец связи.
* * *
Сменив одного из своих пилотов над «конкордом», Ласков сразу вызвал Беккера.
– Что, черт возьми, ты там делаешь, «ноль второй»? – сердито спросил он.
Беккер только что надел свою форменную фуражку и пребывал в хорошем настроении:
– Собираюсь убраться из этого ада.
– Не надо! Ты всех убьешь!
– По этому поводу я только что разговаривал с моим чудесным компьютером, и он сказал мне: «Делай что хочешь, идиот, только вытащи меня отсюда». Вот я и решил воспользоваться его советом. Извини, «Гавриил».
– Ты всех угробишь, черт бы тебя побрал! – закричал Ласков, теряя самообладание, и, сделав глубокий вдох, уже спокойнее добавил: – Послушай, Давид…
Беккер отключил связь. Ласков вызвал его снова:
– Давид…
– Нас все равно перестреляют, разве ты не понял? Помощь запоздала. Все. Слишком поздно.
– Нет, я…
– Извините, генерал, – уже мягче сказал Беккер. – Вы отлично поработали. А теперь пожелайте нам удачи. Конец связи.
– Удачи. Конец связи.
* * *
Давид Беккер отпустил тормоза и подождал. Ничего. Он смотрел на панель, зная, что сделать ничего уже не может. Самолет словно напрягся, чтобы совершить рывок, и задрожал. Беккер через плечо оглянулся на Кана.
– Не выключай, Давид. Надо подождать.
Беккер кивнул. Так или иначе «конкорд» все равно развалится. Если удастся довести его до восточного склона на тяге трех двигателей, самолет либо рассыплется при спуске, либо разобьется внизу. Впрочем, разрушение из-за стационарной вибрации могло произойти даже раньше, до того, как машина проползет хотя бы сантиметр. И самое страшное – а может быть, самое лучшее, – вытекающее где-то топливо могло воспламениться, и тогда взрыв уничтожит все в одно мгновение. В глубине души Беккер надеялся, что так и случится, и не понимал, почему взрыв не произошел раньше.
Спокойно и равнодушно он смотрел на людей, стрелявших по его самолету. Одна пуля влетела в кабину и ударилась о приборную доску.
«Конкорд» не шелохнулся.
Кан пытался разобраться в показаниях приборов, но повреждений было слишком много, из строя вышли целые системы.
Два внешних двигателя работали нормально, с максимальной тягой, но правый внутренний едва тянул на пятьдесят процентов мощности. Пытаясь выжать из него больше, Кан перепробовал все, что в его силах. Если бы только каким-то образом преодолеть инерцию. Если бы только привести лайнер в движение.
Ну же, сукин сын, давай!
И тут его осенило:
– Давид, отключи внешний левый двигатель.
Беккер сразу понял и кивнул. Если самолет не желает идти вперед, то, может быть, он согласится развернуться влево. Два правых двигателя натужно взвыли. Медленно, поначалу почти незаметно, правое крыло начало двигаться вперед.
«Конкорд» поворачивался влево, взрывая носом песок. Правое крыло задело крышу домика пастуха, а правое колесо наехало на земляную насыпь. Самолет едва не остановился, но теперь ему помогла уже инерция движения – колесо все же проскочило.
Беккер решил, что пора включить левый двигатель. Лайнер двинулся вперед, но при этом продолжал сползать влево. Беккер инстинктивно попытался повернуть направляющий руль, но потом вспомнил, что у него нет ни хвоста, ни передней стойки шасси. Он вздохнул.
Заметивший его попытку Кан улыбнулся:
– Я бы очень удивился, если бы у тебя получилось.
Беккер смущенно пожал плечами:
– Как видишь, ничего не вышло. Послушай, я хочу поздравить тебя с отличной работой. Другой возможности может и не представиться. Если… – Он оглянулся. – В общем… – Кан упал на панель лицом. Его белая рубашка быстро пропитывалась кровью. – О Боже!
* * *
Яков Хоснер бежал рядом с тяжелым, медлительным, неповоротливым «конкордом», прячась в пыли, поднятой его двигателями, отстреливаясь короткими очередями. Ему так и не удалось добраться до Риша из засады, потому что его главный враг шел в середине группы из семи-восьми человек, прикрытый со всех сторон. Хоснер мог бы подстрелить Хаммади, но это предполагало слишком большой риск, а он не мог позволить себе рисковать, не рассчитавшись с Ришем. Пришлось отступить в домик пастуха, и это едва не стоило Якову жизни, когда ашбалы окружили хижину. Теперь Хоснер бежал рядом с лайнером, пользуясь им как прикрытием и выжидая удобного момента, чтобы проскочить на борт. Он вовсе не отказался от намерения лично уничтожить Риша, но для этого требовались выдержка и терпение.
«Конкорд» набирал скорость, и с десяток мужчин и женщин, расположившихся на крыльях, открыли по ашбалам яростный, но малоэффективный огонь. Альперн бил по арабам, держась за покореженные скобы хвоста.
Сидевшие на крыле кричали Хоснеру, чтобы он поспешил, потому что самолет набирал скорость, но тот, похоже, не слышал. Они даже связали рубашки, чтобы он мог ухватиться за них, но и это не привлекло внимания Якова.
Решившие покончить с собой по-прежнему держались вместе, сбившись в кучку в багажном отделении. К ним поместили и находившуюся на грани истерики Мириам Бернштейн. Бет Абрамс пыталась успокоить ее, обняв за плечи и держа за руку.
Ибрагим Ариф сидел у самого края отделения, прижатый к погнутой переборке. Внезапно он увидел бегущего за самолетом человека с автоматом и позвал молодого переводчика, Эзекиля Раббата, которому поручили приглядывать за ними. Пробравшись к концу отсека, Раббат осторожно высунул голову в пролом и поднял автомат. Он уже приготовился стрелять, когда узнал в бегущем грязном, босом оборванце начальника службы безопасности «Эль-Аль».
– Да это же Яков Хоснер!
Услышав его возглас, Мириам Бернштейн пробилась в конец багажного отделения, протиснулась между Раббатом и Арифом и попыталась выбраться наружу. Растерявшиеся мужчины лишь в последний момент успели схватить ее за ноги. Мириам ожесточенно отбивалась и, наверное, преуспела бы в своем намерении, если бы на помощь Ибрагиму и Эзекилю не поспешил Яков Лейбер. Втроем они с трудом втащили женщину в отсек, и тут на них набросилась Бет Абрамс:
– Отпустите ее! Пусть делает что хочет!
После некоторой сумятицы Бет Абрамс тоже удалось унять.
– Яков! Яков! – кричала Мириам Бернштейн, вцепившись мертвой хваткой в металлические скобы.
Мужчины никак не могли справиться с ней, но и у нее не хватало сил освободиться от них.
«Конкорд» набирал скорость, и Хоснер стал отставать. Потом он споткнулся и упал, глядя вслед удаляющемуся лайнеру. Лежа в пыли, Хоснер поднял руку и помахал, как будто прощаясь со всеми. Мириам Бернштейн решила, что он увидел ее и прощался с ней.
– Яков! Яков! – повторяла она сквозь слезы.
