- В самом деле? - с удивлением спросила Гарриет.
- Да. Она вас очень любит и гордится вами. Гордится вашими успехами. Ей бы очень хотелось походить на вас.
- Не понимаю почему. Она всегда была самой любимой, самой образцовой дочерью. Ее ставили всем в пример.
- У меня сложилось совсем другое впечатление. Она считала себя неудачницей.
- Но это абсурд! Все само плыло ей в руки. Она собиралась выйти замуж за прекрасного человека, все шло хорошо…
- Мисс Форрест, все зависит от того, кем мы сами себя считаем. Мы сами создаем свой собственный воображаемый образ. А ваша сестра была о себе очень низкого мнения.
- Понимаю, - сказала Гарриет задумчиво. Образ Крессиды просто распадался у нее в сознании на куски, на совсем не схожие друг с другом человеческие личности.
- Видите ли, в чем дело, - сказала Дженнифер, - бегство иногда не что иное, как крик о помощи. Альтернатива ему - самоубийство.
- Но… - Гарриет запнулась, подумав, что ей не стоит вдаваться в детали и еще более усугублять и без того странное поведение Крессиды, рассказав ее гинекологу о фотографии и о другой свадьбе.
- Я просто пытаюсь помочь вам найти объяснение поступку вашей сестры, - продолжала тем временем миссис Бредман. - Человеческая индивидуальность - вещь очень сложная, мисс Форрест. Даже здоровый человек способен на необдуманные поступки, а ваша сестра была не совсем здорова.
- Я все понимаю, но скажите, может, все ее проблемы связаны с беременностью? Может, в этом причина всех ее несчастий?
- Нет, уверяю вас. Она была очень счастлива от того, что беременна, даже несмотря на постоянные приступы тошноты. Но почему вы спрашиваете об этом?
- Просто так, - ответила Гарриет, почувствовав себя совершенно разбитой. Ей захотелось поскорее уйти из этого кабинета, не слышать умных речей этой женщины. - Значит, она была счастлива?
- Очень счастлива. И она, и ее жених. Они надеялись, что у них будет мальчик.
- В самом деле? - удивилась Гарриет. - Вот уж не знала. Боюсь, что жених тоже не знал.
Гарриет приехала в свое ателье на Ковент-Гарден около часа дня. Она стояла перед старым зданием бывшего склада, перестроенного под ателье, и ее сердце обливалось кровью. Как же она любит это свое детище, как много оно для нее значит! Здесь был ее дом, ее любимая работа - здесь вся ее жизнь. И она смотрит на все это в последний раз. Скоро сюда придут новые люди, навесят новые замки, и она больше никогда не сможет войти сюда.
- Черт! - выругалась она, заметив, как подъехала знакомая машина и из нее вылезла знакомая фигура. Она уже была готова убежать, но твердая рука остановила ее. - Тео, убирайся! - закричала она.
- Гарриет, я должен с тобой поговорить.
- Нам с тобой не о чем разговаривать!
- Нам надо поговорить о многом.
- Нет, Тео, нет! Отпусти мою руку, а то я закричу, и тебя обвинят в попытке изнасилования.
- Лондон в наши дни так изменился, что никто даже не обратит внимания на твои крики. К тому же я мало похож на насильника.
Гарриет внимательно оглядела его: как всегда, одет безукоризненно - серый в тонкую полоску костюм, кремовая рубашка, к которой очень подходил шелковый галстук с абстрактным рисунком.
- Наивно так думать, - сказала Гарриет, - насильники сейчас тоже стали элегантными.
- Да, - внезапно согласился он, - я знаю об этом.
Гарриет еще раз посмотрела на него, и ее удивило выражение его лица: оно было несчастным. Такого раньше за ним не замечалось. Все, что угодно: гнев, злость, удрученность, - но не это несчастное выражение лица и взгляд побитой собаки.
- Пожалуйста, Гарриет, приглашаю тебя на ленч. Прошу, не отказывайся.
- Боюсь, что мне кусок в горло не полезет, - ответила она. - К тому же мне надо привыкать обходиться без еды. Возможно, скоро мне не на что будет ее купить.
- Ради Бога, не смеши меня, Гарриет. Ты опять восстанешь из пепла, если сделаешь над собой маленькое усилие. Ты сама во всем виновата.
- В чем я виновата, Тео?
- В том, что переоценила свои силы, свои возможности. Ты отличный дизайнер, но отнюдь не бизнесмен. Не забывай, что я видел все расчеты. Я буду настаивать на том, что сказал мистеру Коттону. Я готов помочь тебе деньгами, но не отступлюсь от своих слов.
Гарриет посмотрела на него, потом на окна своего ателье, вспомнила, что пришлось ей утром вытерпеть в банке, что она пережила в кабинете врача, и ее охватила ярость. Не помня себя от гнева, она сжала кулаки, в мозгу промелькнуло знакомое выражение «вне себя от ярости» - так вот, значит, что это такое! - и она что есть силы ударила его в пах.
Он побледнел и отшатнулся, но затем с быстротой молнии схватил ее за плечи, затолкал в машину, быстро обошел вокруг, сел за руль, включил зажигание и рванул машину с места. Он оказался прав относительно реакции людей на насилие: почти никто не обратил на них никакого внимания, лишь одна молодая пара рассмеялась и прошла мимо. Никто не поспешил ей на помощь.
- Ты поступила отвратительно, - сказал он, явно страдая от боли.
- То же самое ты сделал со мной. Останови машину! Я хочу выйти.
- И не подумаю!
- Придется. Впереди красный свет, - сказала Гарриет, глядя на светофор на перекрестке.
- К черту красный свет! - прорычал Тео, проскакивая светофор и сворачивая на Флит-стрит. Послышался скрип тормозов: они едва не столкнулись со встречной машиной.
- Грязный подонок! - закричал ее водитель, высовываясь из окна. - Смотри куда прешь.
Тео не обратил на него ни малейшего внимания и проскочил на желтый свет.
- Тео, ради Бога, тебя арестуют, - сказала Гарриет.
- Заткнись! Оставь меня в покое!
Они ехали по мосту Ватерлоо, когда сзади засигналили огни полицейского мотоцикла, приказывая им прижаться к обочине. Тео опустил стекло.
- В чем дело? - спросил он.
- Вы проехали на красный свет, - сказал полицейский. На вид ему было не больше шестнадцати.
- Да, проехал, - ответил Тео. - Мне очень жаль, но от боли я не видел, куда еду.
- Не могли бы вы мне сказать, какого рода эта боль, сэр?
- Эта молодая леди только что ударила меня в пах.
Гарриет не могла поверить своим ушам.
- Это правда, мадам? - спросил полицейский.
- Нет! Вернее - да.
- Гарриет, не виляй. Ведь ты ударила меня?
- Что случилось, мадам? Этот джентльмен к вам приставал?
- Нет, нет, - поспешила заверить полицейского Гарриет. Как бы ни злилась Гарриет на Тео, она не могла позволить, чтобы его обвинили в сексуальном домогательстве.
