Это потому, что для монгола слово Наранбаатар-хаана –это истина в последней инстанции. А у нас слова товарища Бурята — повод поспорить и даже, если повезет, то и подраться.
— Возможно вы и правы, Станислав Густавович, — с улыбкой ответил Струмилину Сталин. — Проблема, вероятно, тогда в том кроется, что в СССР нет Наранбаатар-хаана, который — и в этом сомнений нет — человек исключительно умный. В СССР есть лишь товарищ Бурят, идеи которого вызывают лишь более чем обоснованные сомнения и, естественно, возражения.
— И я бы даже в вашу теорию поверил, — с нарочитой грустью во взгляде ответил Станислав Густавович, — но есть одно в том препятствие, напрочь для меня эту теорию опровергающее. Все дело в том, что Николая Павловича у нас, в СССР, прозвали товарищем Бурятом…
— Это он сам себе имя такое придумал.
— А в Монголии Николая Павловича Андреева все знают под именем Наранбаатар-хаана. Верховного правителя всех монголов и бурятов, непогрешимого правителя. И, судя по развитию Забайкалья, насчет его непогрешимости там не очень-то и ошибаются…
Глава 35
Жизнь бывает полна сюрпризов, и сюрпризы она чаще предоставляет неприятные. По крайней мере у короля Хокона седьмого именно такое мнение сложилось. Первый неприятный сюрприз жизнь преподнесла еще в двадцать седьмом году — когда внезапно у русских в Мурманске откуда-то появилось множество корабликов. Небольших, тонн по восемьдесят-сто водоизмещения, но довольно шустрых и, что было особенно противно, неплохо вооруженных. А неприятным было не появление этих корабликов само по себе, неприятным было то, что кораблики эти стали отлавливать норвежских рыбаков и охотников, которые мирно ловили в Баренцевом море рыбу и били морского зверя. В основном все же именно отлавливали, после чего рыбацкие суда конфисковывали, а самых рыбаков пешком перегоняли через границу обратно в Норвегию. После того, как русская граница до самой Норвегии подвинулась, это стало делом несложным, но вот сам факт, что русские через границу почти каждый день по несколько десятков норвежцев перегоняли, было вызовом.
Вызовом-то это было, однако взывал сей факт скорее всего в пустоту. Скорость разгрома финнов русской армией навевала печальные мысли, так что ничего, кроме дипломатических демаршей, сделать было нельзя. Впрочем и «демаршировать» было особе негде: этот русский премьер Лигу Наций демонстративно игнорировал, а никаких дипломатических отношений Норвегия с Советским Союзом не поддерживала. И торговых — тоже.
Но с рыбаками было еще терпимо, а вот то, что русские просто расстреливали и топили корабли охотников, было вообще невыносимо. Впрочем, и тут сделать было ничего нельзя: русские топили не только норвежцев, но и британцев — и даже Британия утерлась. На время, конечно, но все же.
А спустя пять лет, нынешней весной, сюрприз случился вообще невероятный: король внезапно узнал, что в его королевстве численность саменов была подсчитана неверно. Считалось, что их всего-то тысяч пятьдесят-шестьдесят, но, похоже, их численность сильно недооценили. Очень сильно: после мелкого пустяка (рыбаки, которым теперь путь в русские воды был закрыт, потопили несколько саамских лодок в фьордах) лопари, откуда-то вытащив оружие, просто выгнали всех норвежцев из провинций Финнмарк и Тромс и объявили эти провинции «независимым государством Руийя». И оспорить их притязания оказалось весьма непросто: во-первых, оружия у них было много (причем это было вполне соиременное американское оружие), а во-вторых саамская «армия» насчитывала, по самым скромным прикидкам, больше пятидесяти тысяч человек. Ну а в третьих вождь этих дикарей заявил, что если Норвегия не признает независимость Руийи, то признавать ее все равно придется, просто после расширения независимой территории и на фюльке Нурланн…
У короля были очень обоснованные подозрения по поводу того, кто стоит в тени этого «бунта национальной гордости» лопарей: США что-то подозрительно быстро (хотя и полуофициально) признали нового государство, отправив туда своего посланника. Но прямых улик не было — и, чтобы действительно не потерять половину страны, король был вынужден согласиться с утратой четверти. А затем с тихим ехидством смотрел на ошарашенные физиономии янки: Советская Россия объявила, что договор по Груманту был подписан с Норвегией, а с лопарями они ни о чем не договаривались — а потому Грумант отныне и навеки становится русским. Президент Гувер попытался было выразить протест, причем протест «действенный», но когда парочка американских линкоров подошла к Груманту, их встретили огромные береговые пушки. То есть насколько они были огромными, никто увидеть не смог, но то, что они могли стрелять почти на двадцать миль, увидел почти каждый моряк…
Впрочем, оставался вариант, что за саамами стояло не государство, а какие-то частные американские компании: национализированная саамами компания A/S Sydvaranger продавала почти всю добываемую руду американским US Steel и Bethlehem Steel. А еще — шведам, так что понять, кто на самом деле максимально погрел на этом руки, было непонятно.
Похоже, что больше всего выгод доставалось шведам: саамы у них сразу же заказали постройку нескольких ГЭС, кучу прочих товаров начали закупать — так что в эпоху кризиса у шведов получалось довольно серьезно поддерживать свою промышленность. Да и довольно многие закупки в Бельгии и Германии саамы оплачивали шведским золотом, еще времен Унии — так что точно сказать, кто помог саамам отделиться от Норвегии, было решительно невозможно…
Осенью тридцать второго, когда ситуация с урожаем окончательно прояснилась, отдельное заседание ЦК подвело итоги «безуспешной борьбы за урожай и против голода». С урожаем все действительно было весьма грустно, собрать получилось даже чуть меньше семидесяти трех миллионов тонн зерна. То есть собрали столько, что людям поесть — есть зерно, а вот скотину подкормить — нет его. То есть почти нет: курам на прокорм зерна собрали практически достаточно — потому, что четверть полей в Нижнем Поволжье засеяли чумизой, которая в среднем по восемнадцать центнеров с гектара дала. А вот насчет голода тоже «имел место быть элемент безуспешности»: невозможно успешно бороться с тем, чего нет.
Правда были «отдельные проявления»: единоличник, засеявший свои поля непротравленным зерном, собрал мало что мало, так еще и урожай у него оказался сильно зараженным, в пищу непригодным. Больше всего это проявилось на Волыни, в Подолье и в Среднем Поднепровье — но «частник» все равно производил меньше половины зерна в стране, так что даже это особых проблем не вызвало. А вот удивление у Николая Павловича вызвало — удивление, насколько диким может быть украинский мужик. Правда товарищ Артем ему причины этой дикости все же объяснил:
— Там тебе не Россия, там каждый мужик — куркуль,
