когда кроме Купреянова, Костромитинова и Ротчева на суденышко ввели под руки княгиню с двумя девками-прислужницами и жену Костромитинова, красивую женщину, которую он впервые видел вблизи. Все они были одеты в пышные платья, покрыты широкими шляпами, руки – в перчатках. Повар Ротчева с тяжелыми кофрами в руках взобрался на борт, сел в стороне, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Четыре матроса-креола, выбранных Сысоем, затащили на судно два сундука с нарядами, несколько корзин с едой, из крепости принесли кресла и застелили выделанными шкурами.
Баркас вышел из бухты на веслах, миновал прибрежные камни, поднял прямой парус и пошел вдоль утесистого берега. Княгиня, забыв перенесенные трудности путешествия на шхуне, хлопала в ладоши, что-то гнусаво и восторженно щебетала, муж, подергивая коротко стрижеными усиками, почтительно отвечал ей, правитель колоний в офицерском мундире время от времени вставлял такое же гнусавое словцо. Между собой мужчины говорили по-русски, из их разговора Сысой окончательно убедился, что Ротчев, прибыл не только с проверкой Росса, но на перемену Костромитинова, чему прежний правитель конторы был безмерно рад. Прежде спорившие о целесообразности сохранения Калифорнийских поселений, Ротчев и Купреянов рассуждали теперь о необходимости сохранить Росс.
– С двух ранчей сняли богатейший урожай, – похвалялся Костромитинов, – распашем и засеем третье, – завалим Ситху дешевой пшеницей и ячменем! – Что могут понимать в здешних делах там, в Питере, на конце другого континента?
– Мы, всего лишь служащие Компании, – осторожно говорил Ротчев, – не можем знать, что движет Главным правлением: политика или экономика. Закрытость – характерный признак любой бюрократической организации в любую эпоху…
Старовояжный промышленный стоял на корме за румпелем, бриз с моря трепал его бороду, шевелил черный мех котовой шапки. Он слушал разговор начальных людей в полуха и, поймав на себе взгляды говоривших, понял их по-своему.
– Дело говорите! – откликнулся. – А то удумали глупость – продать самое лучшее селение.
Он подвел баркас к устью Русской-Шабакай. Прилив был на подъеме, нос судна ткнулся в берег замытой песком реки, несколькими рукавами падавшей в море, под килем захрустели песок и окатыш. Матросы спустили с борта сходни. В сопровождении Сысоя правители отправились на ранчо, давшее летом хороший урожай пшеницы.
– Верстах в тридцати выше по реке строится американец Купер, – на ходу пояснял Костромитинов, – на мысу Дрейка – испано-калифорнийцы. Новых миссий больше не заводят, но упраздняют одну за другой…
С разговорами о делах Росса, правители и Сысой подошли к просторному дому. Постреливая черными глазами на тестя, навстречу вышел Емеля с непроницаемым лицом и важным видом, с крыльца легко соскочила еще по-девичьи стройная Марфа, не обращая внимания на гостей, бросилась к отцу.
– А вот и наша толмачка! – представил её Костромитинов Купреянову и Ротчеву.
Из ранчерии выходили любопытные индеанки с детьми.
– Приют? – насмешливо спросил Емелю Купреянов, кивнув на женщин.
– Будут зимовать у меня! – ответил он. – Мужья строят скотный двор.
Правители обошли строения, посмотрели убранные поля. Емеля понял, что они довольны его делами, разговорился, вывел их на поляну, окруженную кустарником. Два индейца неумело ходили за быком, впряженным в соху с железным сошником, бороздили дерн.
– Молодец! – похвалил Емелю Ротчев.
А Костромитинов сказал, улыбаясь:
– Нам нужна твоя жена толмачить с мивоками!
– Мне она тоже нужна! – с важностью ответил креол и, мотнув головой, резко заявил: – Не отпущу!
– А если мы дадим ей жалованье толмача? – игриво поглядывая на Емелю, продолжал Костромитинов.
Креол на миг задумался с напряженным лицом и снова заявил:
– Все равно не пущу!
Гости снисходительно рассмеялись и повернули в обратную сторону, к дому и ранчерии. Сысой с Марфой сидели на крыльце, тихо переговаривались. Молодая женщина узнала от отца, что её хотят взять в факторию Бодего, чтобы толмачить и загорелась желанием побывать в родовой деревне. Сысой впервые увидел, как между ней и мужем назревает ссора. Но Емеля, не снисходя до перепалки при людях объявил все с тем же важным видом:
– Тогда брошу хозяйство, пусть пеоны бездельничают. Поедем вместе! Ты – на старой кобыле, чтобы не растрясла.
– Верхами они быстрей нас попадут в Бодего! – поддержал зятя Сысой. – А мне баркас вести надо, – оправдался перед дочерью, что не может сопровождать ее сам.
– Верхами так верхами! – согласился отставной правитель конторы Росса и предложил: не заночевать ли нам здесь? При нынешнем слабом ветре в факторию доберемся затемно.
Они вышли из Росса поздно, и солнце уже клонилось к черте горизонта, соединяющего океан с небом. Главный правитель остался на ранчо. Емеля запряг коня в телегу и, погромыхивая колесами на ухабах, поехал к устью. Сысой с Ротчевым и скрытно позевывавшим Костромитиновым, вернулись к баркасу пешком.
Женщины все так же гуляли по берегу, щебетали и восхищаясь окрестными видами. Баркас обсох при отливе, волны доставали только его корму. Сысой основательней закрепил швартов, посадил возле него матроса и, пока Ротчев с Костромитиновым распоряжались какие вещи грузить на телегу, кому что нести на ранчо, старовояжный передовщик ходил по намытой насыпи, надеясь отыскать след кострища, возле которого обсуждалось будущее калифорнийское селение. С тех пор прошло больше четверти века, не сохранилось даже старых угольков, не осталось людей, надеявшихся обрести здесь родину, да и сами места переменились с виду.
Сысой остался ночевать на баркасе с одним из матросов. На другой день около полудня послышался грохот телеги. Емеля вез к баркасу перины и пожитки, понадобившиеся женщинам для ночлега. Вцепившись руками за тележную жердь, семенил ногами и отдувался тучный повар. Гости возвращались пешком, правители переговаривались и рассуждали, что остановить продвижение на север калифорнийских ранчо и американских ферм можно только строительством своих хозяйств.
– А деньги считать они умеют! – сквозь зубы процедил главный правитель, остановившись возле трапа.
– Мы тоже не лыком шиты, азартно заспорил Костромитинов и кивнул Сысою: – Пойдем к хозяйству Егора Лаврентьевича. Хотя… Сперва надо навестить факторию в Малом Бодего.
Правители помогли женщинам взойти на баркас, матросы отпорниками и веслами столкнули его на глубину, развернули, подняли парус и пошли к заливу Бодего. Все тамошние постройки были целы, при них находились русский промышленный и трое индейцев-мивоков, служивших за прокорм. К русской фактории жалось селение тойона Валенилы, в котором когда-то было до двухсот мужчин, а к нынешнему времени оставались не больше сорока. Здесь уже бродили, выщипывая траву, расседланные кони: молодой мерин и кобыла
