Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
Сайрус вынимает из кармана пальто сигару, раскуривает, жадно вдыхает дым, и чувствует что-то странное, как это ощущение называется? Я не знаю, – удивлённо думает Сайрус, – а если знал, то забыл. Совсем не похоже на обычное удовольствие от курения, то есть на удовольствие вообще не похоже, объективно, это довольно неприятное чувство, но такое удивительное, что ладно, пусть оно будет, – говорит себе Сайрус. – Длил бы его и длил.
Сделав ещё затяжку, Сайрус наконец вспоминает, что это за неприятное ощущение. В последний раз с ним такое творилось четыре с лишним тысячи лет назад. Его мутит, как когда-то мутило от курения на голодный желудок, хотя откуда желудок у мертвеца? Моё тело иллюзия, – думает Сайрус, – просто видимость, нечего, нечему тут мутить. Но как достоверно! Совершенно, как было при жизни. Какое же счастье. Счастье – это когда тебя тошнит. Охренеть.
Это я уже вот настолько живой, что мне по-настоящему дурно? – думает Сайрус, усаживаясь прямо на влажный песок, потому что к тошноте прибавилось головокружение. Гасит сигару, внезапно ставшую совершенно безвкусной, что логично, она же мертвецкая, ну её к девам морским. И сам над собой смеётся: довыделывался! Вот на хрена оно мне было надо? Сам дурак, за четыре тысячи лет забыл, как тяжело быть живым.
Сайрус лежит на песке и хохочет – отчасти от счастья, а отчасти потому что это, ну правда, смешно. Быть живым оказалось мучительно, холодно, тошно, небо кружится, распадаясь на миллионы сияющих нитей, воздух влажный, сладкий, горький, солёный, восхитительный, тошнотворный, как чёртов сигарный дым, обжигает гортань и всё остальное, что там живому положено – бронхи? лёгкие? Сайрус слепнет и глохнет, и ощущая, как гаснет его сознание, натурально заходится хохотом: так и заново дуба врезать недолго! Вот это будет комедия: помереть от усилия быть живым!
Однако какое-то время спустя Сайрус приходит в себя всё на том же морском берегу. Ночь ещё не закончилась. Ну или просто новая наступила, – думает Сайрус, – пока я в обмороке лежал.
Ему по-прежнему холодно, вернее, ещё холоднее, чем было, потому что одежда для мертвецов просто видимость, нет у неё функции согревать. Но уже не тошнит, и дыхание – мать твою, – думает Сайрус, – дыхание! Охренеть, я дышу! – больше не причиняет страданий. И с детства знакомый, лучший на свете запах подгнивших водорослей непривычно щекочет нос. Сайрус пытается встать; ладно, хотя бы сесть для начала, но тело пока способно только лежать на песке. Хуже дохлой медузы, – сердито думает Сайрус. – Ну уж нет, живой я там или мёртвый, а не желаю валяться, хрен тебе!
Короче, как бы там тело ни бастовало, а Сайрус уже не лежит, а сидит, опираясь на землю дрожащими от напряжения руками, чтобы снова не рухнуть на спину, потому что начинать эту физкультуру сначала ищи дурака. Хрен тебе, тело, – весело думает Сайрус, – куда ты денешься, ты же моё. Ты у меня сейчас встанешь как миленькое, и куда я велю, пойдёшь.
Мне бы пожрать, конечно, – думает Сайрус. – Живые же жрут непрерывно, с утра до ночи практически, живое тело как печку надо постоянно топить. Но я сам дурак, забрёл на окраину, хрен здесь где-то среди ночи пожрёшь.
На этом месте у Сайруса наконец включается голова, и ему становится ясно, что следует делать. Как же я сразу не сообразил! – досадует Сайрус, отродясь не прощавший себе беспомощности, и одновременно смеётся: – Ладно, зато будет что в старости вспомнить! Целых пять минут кряду был настоящим растерянным идиотом, это мой абсолютный рекорд.
Сайрус усаживается поудобней, чтобы не упасть, оставшись без дополнительных точек опоры, медленно и осторожно, потому что трезво оценивает свои возможности, отрывает руки от песка; ладно, нормально вроде сидеть получается, хотя земля слишком быстро куда-то несётся, болтается, как качели, и зверски кружится голова. Наконец Сайрус чертит в воздухе священный знак Силы, который подглядел этой осенью у северян, а потом много раз – интересно же, как на мертвеца этот фокус подействует! – повторял.
– Море, дай мне силы, сколько не жалко, мне сейчас очень надо, я тут, похоже, совсем воскрес, – говорит Сайрус, и, едва договорив, вскакивает, только что не взлетает, весело думает: как бы мне теперь не взорваться, я же весь город, если что, на клочки разнесу.
Ну точно живой, – думает Сайрус. – Мёртвому эти священные знаки до фени, я же столько раз проверял! И тут же себя обрывает: – а может быть, не до фени? Мало ли что до сих пор ничего особенного не чувствовал. Может, я как раз из-за этих экспериментов так быстро ожил?
Ладно, неважно; то есть, как раз очень важно и до ужаса интересно, что и как тут сработало, но разбираться буду потом, – говорит себе Сайрус. Он идёт по берегу моря быстро, почти бежит – и от избытка сил, и потому что торопится. Надо срочно проверить, – думает Сайрус. – Если выберусь из Элливаля, значит точно, бесповоротно, необратимо жив.
Размышляя об этом, Сайрус останавливается, посылает морю воздушный поцелуй, говорит:
– Спасибо, любовь моей жизни, ты меня окончательно воскресило. Это честь для меня и огромное счастье – ощущать твою силу своей.
С этими словами Сайрус решительно разворачивается и идёт в сторону автомобильной дороги, отделяющей пляжи от города; где-то здесь должна быть стоянка прокатных автомобилей, – думает Сайрус. – Я ещё удивлялся, когда на неё случайно наткнулся, зачем она нужна в такой заднице, вдалеке от всего. Кому придёт в голову брести сюда за машиной? Жилых домов тут практически нет, у предприятий свой транспорт, а от центра города часа полтора пешком.
Но теперь-то понятно, кому придёт в голову и зачем здесь стоянка! Реальность, – думает Сайрус, – отлично подготовилась к моему воскрешению, даже автомобильный прокат в нужном месте заранее организовала, умница моя. Нечему удивляться, при жизни мы с реальностью были большими друзьями. И теперь, похоже, снова друзья.
Пункт проката, ясное дело, закрыт, по ночам они не работают; это к лучшему, – думает Сайрус, – меня же в Элливале все знают, то-то был бы переполох. На стоянке всего две машины, серый «Ханс» и красный «Хокнесс» старой модели, не такой, на котором Эдо ездил на Чёрный Север, но всё-таки это «Хокнесс», можно сказать, близкий родич боевого товарища, ясно, что надо брать.
Сайрус садится в машину и заводит её без ключа, одним лёгким прикосновением: приборы и механизмы всегда слушаются жрецов. Живых жрецов, – торжествующе думает Сайрус. – Живых они слушаются. Не мертвецов! Машина трогается с места, и Сайрус наконец даёт себе волю и орёт во всю глотку: «Я живой! Ай да я!»
Сайрус, конечно, не умеет водить машину, при его жизни не было ничего даже близко похожего на автомобили, всё-таки он умер четыре тысячи лет назад. Но когда за руль садится опытный жрец, его водительский стаж не имеет значения: материя, из которой состоит машина, хранит память о том, как на ней ездили, и этого более чем достаточно. Машина – в данном случае, чем она старше, тем лучше – сама подскажет, как ею управлять.
Теоретически Сайрус это, естественно, знает, но на практике всё равно чувствует себя странно, легко управляясь с педалями и рулём. Я живой, я голодный, я машину веду! – вот о чём думает Сайрус, проезжая мимо ярко-зелёного щита с надписью «Междугородняя трасса» и другого, с перечёркнутым названием населённого пункта: «Элливал ь». А о том, что вот прямо сейчас происходит нечто совершенно для него невозможное, он выезжает за пределы города, из-под спасительного щита, Сайрус уже не думает. Не о чем тут раздумывать, когда знаешь наверняка, что всё у тебя получится – уже получилось! Что и требовалось доказать, – ухмыляется Сайрус, въезжая на территорию Лиловой пустыни. – Пока-пока, Элливаль.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
