— Да, разумеется, — отозвалась Мейв, — но есть исключения — как сейчас, когда рассматривается дело о защите прав ребенка. Тогда конфиденциальность может быть нарушена. Конечно, мы можем это оспорить, отложить слушание на пару месяцев и вызвать гнев Трейнора из-за задержки. Но взгляните на это с другой стороны: судя по тому, что здесь написано, все произошло так давно, что я поверить не могу, чтобы Трейнор счел это серьезным свидетельством, описывающим вашу личность. Вы смотрите как-то скептически, Найджел, почему?
— Я… э… скажу честно, здесь есть риск. И простите, миссис Гудчайлд, мне очень неловко это говорить, но эти сведения способны поставить под сомнение некоторые аспекты вашей личности. Хотя должен сказать, лично на меня это не произвело серьезного впечатления и совершенно не повлияло на мое к вам отношение.
— Проблема в том, — сказала Мейв, — что мы ведь тоже заготовили на завтра двух незаявленных свидетелей, и я понимала с самого начала, что это будет нелегко. Однако, если сегодня мы согласимся выслушать их свидетеля, завтра Трейнор с большей готовностью согласится на наших. Это, конечно, авантюра, но, мне кажется, рискнуть стоит, поскольку наши свидетели могут оказать на исход куда более серьезное влияние, чем этот Огилви. Однако, Салли, окончательное решение должны принять вы. Причем прямо сейчас.
Я набрала полную грудь воздуха. Выдохнула. Сказала:
— Ладно. Пусть себе свидетельствует…
— Правильное решение, Салли, — сказала Мейв. — Теперь у нас есть ровно три минуты. Расскажите мне все, что я должна знать о той давней истории…
Когда мы вернулись в зал суда, Мейв доложила о нашем решении судье Трейнору:
— В интересах дела, ради того, чтобы ускорить разбирательство и не допускать задержек и отсрочек, мы не возражаем против незаявленного свидетеля.
— Прекрасно. — Судья был удовлетворен. — Пожалуйста, пригласите свидетеля.
Когда он вошел, я подумала; пятнадцать лет прошло, а он почти не изменился. Конечно, сейчас ему было сильно за пятьдесят. Он немного располнел в талии, поседел, но был одет в бежевый габардиновый костюм, очень похожий на тот, в котором ходил в 1988 году. Те же синяя с фиолетовым отливом рубашка на кнопках и полосатый галстук. Те же очки в роговой оправе, те же легкие коричневые мокасины с дырочками. Идя к свидетельскому месту, он не смотрел по сторонам, как будто для того, чтобы не увидеть меня. Но когда он оказался у трибуны, я начала буравить его взглядом. Он отвернулся и сосредоточился на Люсинде Ффорде.
— Итак, мистер Огилви, как следует из ваших показаний, вы являетесь практикующим психотерапевтом в Бостоне последние двадцать пять лет.
— Это так.
— И миссис Гудчайлд была направлена к вам после гибели обоих ее родителей в автомобильной катастрофе в 1988 году.
Он подтвердил и этот факт.
— Что ж, в таком случае не можете ли вы сообщить нам, что вам говорила мисс Гудчайлд в ходе одного из сеансов?
В течение последующих десяти минут он с готовностью выполнял эту просьбу — пересказав всю историю в точности так же, как я недавно рассказывала ее Джулии. Он не пытался искажать факты или преувеличивать. Все, что он сообщил, представляло собой точный, достоверный пересказ того, что ему рассказывала я. Но пристально глядя на него и не отводя взгляда, я думала только, об одном: сейчас ты предал не только меня, ты и самого себя предаешь.
Когда он закончил, Люсинда Ффорде сказала:
— Итак, в двух словах это можно изложить таким образом: миссис Гудчайлд предложила своему отцу бокал вина сверх положенной нормы, в результате чего он разбил машину и…
— Я решительно протестую против подобного способа ведения опроса, Ваша честь, — возмущенно прервала ее Мейв. — Барристер не просто строит догадки, она занимается сочинительством.
— Возражение принято. Переформулируйте, мисс Ффорде.
— С радостью, Ваша честь. Мистер Гудчайлд сообщил дочери, что уже выпил достаточно и не хочет превышать допустимую норму, однако она все же протянула ему бокал с вином. Это верно?
— Да, это верно.
— А позднее в тот же вечер он на своей машине врезался в другой автомобиль, в результате чего погиб сам и были убиты его жена, молодая женщина и ее двухлетний сын?
— Да, это так.
— Делилась ли миссис Гудчайлд этой информацией с кем-либо, кроме вас?
— Насколько мне известно, нет.
— Не обсуждала этого даже со своей единственной сестрой?
— Если только она не сделала этого за прошедшие два десятка лет. Потому что в то время одной из центральных тем наших с ней бесед был тот факт, что она не может рассказать об этом сестре. Она не чувствовала себя в силах признаться в этом никому.
Неожиданно я услышала у себя за спиной сдавленное рыдание. Потом Сэнди вскочила и выбежала из зала через заднюю дверь. Как только дверь за ней закрылась, стали слышны громкие рыдания, многократно отраженные от сводчатых потолков. Я хотела выбежать за ней, но тут Найджел Клэпп сделал нечто весьма нетипичное для Найджела Клэппа. Он крепко схватил меня за руку, не дав подняться со скамьи, и прошептал на ухо: «Вы не должны уходить, нельзя».
Люсинда Ффорде продолжила атаку:
— Какой совет вы, как специалист, дали в то время своей пациентке?
— Я советовал ей очистить душу откровенным разговором с сестрой.
Люсинда Ффорде повернула голову к опустевшему месту в заднем ряду:
— Не сестра ли это миссис Гудчайлд только что покинула зал?
Затем, после театральной паузы, она произнесла:
— У меня больше нет вопросов к свидетелю, Ваша честь.
Мейв Доэрти встала со своего места и просто посмотрела на Гранта Огилви. Он выдерживал ее осуждающий взгляд секунд тридцать, не меньше. Но потом не выдержал и отвел глаза. Судья Трейнор прочистил горло.
— Надолго я вас не задержу, мистер Огилви, — заговорила Мейв. — Потому что, честно говоря, мне не хочется тратить времени на разговор с вами.
Она тоже выдержала эффектную паузу, прежде чем начать задавать свои вопросы.
— Сколько лет было миссис Гудчайлд, когда она стала вашей пациенткой?
— Двадцать один.
— Сколько лет было ее отцу, когда он погиб?
— Около пятидесяти, кажется.
— Миссис Гудчайлд предложила ему бокал на той вечеринке, да?
— Да.
— Он отказался?
— Да.
— Она сказала: «Ты стареешь». После этого он выпил вина. Правильно?
— Да.
— И вы верите, что из-за этого она должна винить себя в роковой катастрофе, которая произошла спустя много часов?
— Никто не просил меня отвечать на вопрос о ее виновности.
