Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
На следующее утро я просыпаюсь с размягшей, тестообразной головой. Выспавшаяся, но не отдохнувшая. Тащусь на кухню и, к своему величайшему неудовольствию, обнаруживаю две грязные чашки с остатками кофе. Пошатываясь, направляюсь к ним, собираясь расправиться с беспорядком, но вдруг останавливаюсь. «Ты что, не можешь забыть про грязную посуду?» Поджариваю в тостере два ломтика хлеба, плюхаю сверху «Мармайт» и механически прожевываю все без остатка. Наливаю стакан апельсинового сока и громадную чашку кофе. Запрещаю себе всякие безумные мысли. «Да, да, конечно, меня так и тянет съесть всю буханку, но зачем? Я ничего не сказала, но ведь и он тоже. Ну и болван!»
Вынимаю листок бумаги из принтера, огромными жирными буквами пишу «НУ И БОЛВАН!» и пришпиливаю листок к стене над письменным столом. Затем просматриваю вчерашний пресс-релиз и довожу его до совершенства. На очереди — второй пресс-релиз, о предстоящей постановке «Алисы в Стране чудес». Перечитывая записи Мэтта, вдруг вспоминаю, что Мел так и не перезвонила, а с ней обязательно нужно переговорить, так как она — одна из основных претенденток на партию Алисы. Звоню ей на мобильник. Никакого ответа. А мне хотелось бы закончить работу сегодня. Раздумываю, не позвонить ли Тони. Но я все еще боюсь его и злюсь на него. А он злится на меня. Хорошо бы снова стать друзьями. Мне так не хватает его одобрения. Рука сама ползет к трубке. Но почему всегда именно я должна первой идти на мировую? Почему ему не сделать шаг навстречу? Наверняка ждет, что я уступлю, ведь я всегда уступаю. А как насчет Бабс? Она что, тоже ждет, пока я уступлю? Или ей уже все равно? Может, она вообще не желает даже слышать обо мне? Скрежеща зубами, отодвигаю телефон на дальний угол стола. На этот раз я не собираюсь уступать. На этот раз я буду непреклонной.
Пронзительно верещит дверной звонок: звук резкий и долгий, напоминающий бряцанье костьми. На какой-то миг я решаю, что это Тони. Пока не вспоминаю, кто обещался прийти утром. Делаю глубокий вдох, настраиваю выражение лица на «безучастное» и открываю дверь. Светские инстинкты убеждают меня сказать: «Здравствуй», но я давлю их в зародыше. Не глядя на меня, Энди шагает через порог. Аккуратно закрываю дверь и пытаюсь собраться с силами.
Ну же, давай. Ты же поговорила с мамой. Смогла высказать ей все. После стольких-то лет пассивности. Значит — можешь. И ведь кое-что изменилось. Да, наверное, но, как вспомню, так почему-то сразу становится дурно. Я не смогу повторить еще раз. Нет, сможешь. Давай, Натали, скажи ему. Шанс еще есть.
— И, пожалуйста, чтобы после твоего ухода в комнате остался порядок, — говорю я холодно. — Не так, как в прошлый раз.
Энди ничем не выдает, что слышал меня. Вытащив потертый кожаный баул на середину комнаты, начинает небрежно выдергивать ящики из комода и вытряхивать содержимое в чемодан.
«А ведь я бы не возражала, если б он дал такую же волю рукам со мной», — проносится в голове мысль. Сразу вспоминается мама, которая однажды сказала нечто такое, от чего я буквально обалдела. (Мне тогда было всего девять. Мама слушала, как Барри Манилов поет свою «Я хочу сделать это с тобой», и вдруг выпалила: «А ведь я бы не возражала, если б он сделал это со мной!»)
Незаметно осматриваю шею Энди на предмет наличия засосов. Будь моя воля, содрала бы с него рубашку и проверила спину на предмет наличия царапин. А заодно взяла бы пробу ДНК из-под ногтей: для полноты картины. Энди не из тех, кого называют «здоровяками», но в нем есть какая-то приятная солидность. Нельзя также сказать, что он красив как Аполлон, но для меня, — уныло отмечаю я, — его внешность кажется просто идеальной. Сообразив, что близится очередной приступ вожделения, я быстро ретируюсь на кухню. Поразительно, но Бабс — единственная на всем белом свете, кому мне хотелось бы об этом рассказать.
Несколько секунд спустя на кухне появляется Энди.
— Где совок и швабра?
— За дверью, — резко отвечаю я.
Энди награждает меня таким кивком, каким, вероятно, Мария-Антуанетта награждала какого-нибудь простого смерда. А затем монотонным голосом произносит:
— Ну и болван.
В первую секунду я с ужасом думаю, что он прочел мои мысли. «И ведь это еще не самая худшая из них, приятель!» Но с облегчением понимаю, что Энди прочел жирную надпись. Срываю листок со стены.
— Могу поспорить, ты решил, что эта песенка о тебе.
— А ты хочешь сказать, что — нет?
Кровь шумит в голове: ситуация такая, что надо или кидаться в драку, или бежать со всех ног! По правде говоря, я с огромным удовольствием спорила бы с ним хоть до второго пришествия: лишь бы он оставался здесь, в моей кухне. Поднимаю глаза — и с ужасом вижу в его взгляде злость. Так, это уже не игра. Подыскиваю какую-нибудь жесткую фразу, чтобы поумерить его надменность, но он на меня даже не смотрит. Прослеживаю за его взглядом: кофейные чашки и… ой! Широкое серебряное кольцо: ровно — хоть линейкой проверяй — посередине между ними.
То есть Энди думает, что я… с Солом? Какая чушь!
Я совсем забыла о том, что в своих отчаянных попытках вызвать в нем ревность именно эту легенду я как раз и продвигала. Мы злобно рычим, к сожалению, хором:
— Жалкое зрелище!
Правда, Энди тут же бьет козырем:
— Вот сама и убирай свою долбаную комнату! Дура набитая!
Если оперировать понятиями «драться или бежать», то я, пожалуй, уже давно в воздухе и на полпути к Ямайке, но последняя фраза заставляет меня уйти в штопор и понестись к земле со сжатыми кулаками.
— Ну ты и наглец! — ору я. — Да после всего, что ты сделал, ты, ты… шлюха ты дешевая!
— Это я-то шлюха?! — вопит Энди. — Хотя, конечно, рыбак рыбака… — С искаженным от ярости лицом он вылетает из кухни. — И вот еще что! — грохочет из глубины коридора. — Этот твой Сол еще больший придурок, чем Крис! И вы с ним, мать вашу, друг друга стоите! — Он рывком распахивает входную дверь, да так резко и широко, что та аж подпрыгивает на петлях. — Ты даже большая психопатка, чем твой недоделанный братец!
Ба-бах!
Ну уж нет. Рванув дверь на себя, набираю полные легкие воздуха и ору ему вслед:
— Я хотела, чтоб ты с собой разобрался, а не с ней трахался!
Энди на мгновение застывает возле своей развалюхи и наклоняет голову, будто услышал щебетание какой-нибудь пичужки. Но затем раздраженно отмахивается, словно отгоняя назойливую муху. Швырнув чемодан в багажник, он рывком кидает машину к выезду на улицу. Целая армада припаркованных «ленд-роверов» делает поворот практически невозможным, и с замиранием сердца я слежу, как он мчится прямо на них. К моему величайшему неудовольствию (и к точно такому же облегчению) Энди мастерски исполняет киношный разворот, — визгнув покрышками по асфальту, — и с ревом исчезает, оставив облачко грязного, серого дыма.
— Подумать только! Профи на Примроуз-Хилл! — говорю я, впустую растрачивая остроумие на соседского кота.
Затем закрываю дверь, бегу в свою комнату, плюхаюсь на кровать и реву как корова. «Отличная работа, Натали: ты действительно сказала ему все, что чувствовала. Твое красноречие поразительно. Ты рассеяла все сомнения, прояснила все недопонимания, ты, ты, ты — немая!» Целых три минуты я громко рыдаю, но затем решаю, что с таким душевным равновесием лежать вредно, — и встаю. Ковыляю в ванную и стираю грязные ручейки туши с лица. Веки уже опухли. Щеки, кстати, тоже какие-то опухшие. Разве от плача щеки опухают? Щиплю себя за щеку. Затем поднимаю джемпер и щиплю за талию.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
