– Настя, – поинтересовалась я, глядя на весь этот беспорядок. – Где мои вещи?
– У Коти. Мы с Котей поругались, и он собрал вещи и ушел! – заныла Настя, туша окурок. – И я теперь не знаю, что мне делать… Ты можешь подождать чуток? Или занять? Ну хоть пять тысяч? А? Просто реально надо. Мне детей кормить нечем!
Она встала, подошла к холодильнику и открыла дверцу. На нижней полке лежала общипанная капуста, а на верхней – тюбик майонеза и пачка маргарина.
– Настя, а ты не офигела? Кто разрешал вам делить МОЕ имущество? – спросила я, глядя на все это безобразие. – Где дети?
– В садике. Мне даже за садик платить нечем! Там еще надо на всякую фигню сдать, – Настя упала на диванчик и уронила голову на руки. – Котя оставил меня вообще без копья в кармане. Это все из-за тебя! Мы тогда поругались, и он ушел!
Раздалась радостная трель звонка. Крестный взглянул на часы, а потом посмотрел на Настю. Мама. Сто процентов.
– Я так понимаю, что пришло подкрепление в виде группы моральной поддержки? Я открою, – произнес Фей, выходя в коридор. – Здравствуйте, проходите. Юлечка, твоя мама приехала. Очень приятно познакомиться. Осторожней! Не оступитесь.
– Молодой человек, отойдите в сторону! – раздался знакомый голос. – Я прекрасно знаю, кто вы. Я не собираюсь с вами знакомиться. После того, что вы здесь учинили, я не хочу даже знать, как вас зовут! Дайте пройти!
Мои глаза округлились, когда на кухню вошла моя мама. На ней было старое коричневое пальто, на шее завязан шифоновый платок, а в руках большая черная потертая сумка с облезлыми ручками. При виде мамы глаза у Насти стали влажными-влажными, губки задрожали, а холеные ручки стали перебирать поясок халата.
– Юля, здравствуй! – сухо поздоровалась мама, глядя на следы недавней попойки. Настя зарыдала и бросилась маме на шею со всхлипом: «Мамулечка…» Боже, как трогательно, я сейчас расплачусь. Поставьте, пожалуйста, песенку Мамонтенка.
– Юля пришла с меня деньги требовать за аренду квартиры… – рыдала Настя на мамином плече. – Мама, я тебе говорила, сколько она хочет! Мне детей кормить нечем, а она требует, чтобы я ей заплатила! Поговори с ней… Я прошу тебя, мамулечка…
– Ну все, котенок… все, успокаивайся… Я сейчас с Юлей сама поговорю… Мы что-нибудь придумаем… Ну все, котенок, все… Хватит плакать… Иди умойся, – причитала мама, поглаживая Настю по взъерошенным волосам. Настя, шмыгая покрасневшим носом и утирая слезы рукавом махрового халата, послушно поплелась в ванную. Душераздирающее зрелище! Я не поняла, это у меня ком в горле встал или меня сейчас стошнит?
– Юля! – Мать тяжело вздохнула, села на стул и закрыла лицо руками. – Я так понимаю, что твой ухажер настроил тебя против собственной сестры и родной матери? Как у тебя вообще язык повернулся требовать деньги с Насти?
– Мама, – спокойно заметила я, глядя на ее осунувшееся лицо. – А ничего, что у Насти язык повернулся назвать эту квартиру своей, сменить замки и не пускать на порог? А ничего, что у Кости повернулся язык мне угрожать? А у родной матери не дрогнула рука отдать ключи от моей квартиры моей сестре! Я еще не вспомнила Настины сказки про то, как я тут спиваюсь потихоньку и ночую на лавочке под подъездом в обнимку с бомжами.
Я бросила красноречивый взгляд на бутылку на столе.
– Да, Настя была не права. Но Никитка и Сашенька почему должны страдать?.. Господи! – Мать заглянула в пустой холодильник и ужаснулась. Она тут же принялась вытаскивать из своей сумки продукты и раскладывать их по полочкам. Я видела, каким взглядом крестный смотрит на свою бывшую «хозяйку».
– Послушайте, Ирина Владимировна, – с усмешкой произнес Фей, глядя, как мама достает сосиски, йогурты и палку колбасы. – То, что у Насти двое детей, еще не делает ее матерью-героиней, которой весь мир обязан. Я не собираюсь вступать в семейную секту «Бедная Настя» и Юле не позволю дальше заниматься благотворительностью. Это моя позиция.
– Не лезьте не в свое дело, молодой человек, как вас там! Я не хочу с вами разговаривать! Я хочу поговорить со своей дочерью, а не с вами! Юля, – вздохнула мать, вытряхивая кошелек. – Вот тебе все деньги, что у меня есть! Забирай! Остальное я потом отдам с пенсии… Чего смотришь! Забирай!
– Мама, мне твои деньги не нужны. Я у тебя их не возьму, – абсолютно спокойно заметила я, а потом крикнула: – Настя! Мама тебе денюжку принесла! Со своей пенсии! Ты же у нас привыкла жить за чужой счет? Так что давай, иди сюда, хватай быстрее, пока дают. И сразу же беги покупать себе колечки-висюльки! Быстрее, пока ювелирка не закрылась. И платье новое не забудь! Хотя зачем тебе платье? Ах, я и забыла! Ты живешь в моей квартире и пользуешься моими вещами!
В ответ была тишина. Вода в ванной не шумела. Сейчас котенок сидит, внимательно подслушивает все наши разговоры и ждет, чем дело закончится.
– Мама, посмотри мне в глаза, – произнесла я, присаживаясь перед ней на корточки. – Я понимаю, что Настенька чувствует себя хреноватенько. Но… Она нигде не работает, постоянно влезает в долги, чтобы жить «красиво», тянет с тебя пенсию, живет в моей квартире и любит решать проблемы за чужой счет. Тебя это не смущает? Меня смущает. Я никогда ничего у тебя не просила. Никогда. Я всегда старалась сама решить проблемы, чтобы не впутывать в них тебя. Мне нужно было только одно. Твоя любовь. Хоть сколько-нибудь… Хоть чуть-чуть… Мне ее так не хватало. Вся любовь доставалась Насте, у которой вечно все не слава богу. Я не мой отец. Я – Юля. Твоя дочь. Может, я этого никогда и не говорила, может быть, я не сюсюкалась в трубку и не «цемкалась» при встрече, но я люблю тебя, мама. Ладно, нам пора. Надеюсь, что еще увидимся. Свой новый номер телефона я не даю, потому что не хочу, чтобы мне каждые пять минут названивали коллекторы по Настиным долгам. Итак, я ставлю ультиматум. Я даю месяц. Ровно месяц на то, чтобы Настя сняла корону, нашла работу и начала выплачивать свои долги. Если за месяц ничего не изменится, я просто выставляю ее за дверь.
Мама сидела и смотрела на меня так, словно увидела в первый раз в жизни. Потом перевела взгляд на Фея, который просто молчал. В какой-то момент она прищурила глаза и тяжело вздохнула.
– Пойдем, любимый, – спокойно сказала я, выходя в коридор и толкая ногой дверь в ванную. – И тебе, котенок, тоже пока! Че притихла? Иди, сгребай своей жадной ручонкой мамину пенсию и ищи себе работу! Мне плевать, кем ты будешь работать. Хоть уборщицей, хоть дворником, хоть раздавать листовки на перекрестке. Все, чао-какао!
Дома я упала на кровать, раскинув руки. После семейных душевных посиделок я чувствовала себя прокладкой. У меня раскрылись белые крылышки, несмотря на впитанный негативчик.
– Никакие родственные связи не оправдывают откровенного свинства, – философски заметила я, глядя в потолок. – Это только в сказках бывает, что родители всю жизнь не любили одну из дочерей, а потом резко любить начали. Как там говорится? Кошка бросила котят, пусть скребутся, как хотят.
Я села.
– Пусть меня хоть с грязью смешают, но, как говорил мне один мой знакомый котик при первой нашей с ним незабываемой встрече: «Покатались, а теперь пусть учатся ходить пешком!» – сказала я, глядя на Фея, который усмехнулся. – Тем более у нас есть проблемы поважнее. Как насчет последнего королевства? Сейчас я полна решимости его завоевать.
