— Кажется, я понимаю, — сказал он. — И я должен сказать… в общем, есть факторы, которые ты не учитываешь. Если бы ты не улетал, ты наверняка принял бы участие в восстановлении вашего разрушенного мира. Это похвально… но… Во–первых, для меня не секрет, что полета очень хочет ваш император.
Андрей поднял глаза.
— Который?
— Нынешний… Хотя я знаю, что широкого объявления о смене императора у вас еще не было… Говорят, когда умер Шихуан–ди, о его смерти народу и вовсе шестьдесят лет не объявляли — смуты боялись. Правда ли это — не знаю, я вообще плохо знаю историю Земли. Но тут что–то похожее. Так я о чем говорю: есть чисто политические соображения, из–за которых ваш император Аттик очень поддерживает нашу затею. Тебе, видимо, просто забыли о них сообщить. С одной стороны, это способ поддержать хорошие отношения с нами. С другой — демонстрация, что война действительно закончилась. Скорее всего, есть и какие–то мотивы еще, мне недоступные… я вообще это все знаю в пересказе Гарриса, честно говоря. Но я ему верю. Даже если бы ты хотел просто послужить своей империи — лучшего способа бы не придумал. Да, я понимаю, что тебя травмировал результат войны, мне подобное и представить страшно, — Алексей передернулся. — Но… Как тебе сказать. Это турбулентность. Локальный вихрь, в который человечество оказалось втянуто, и вышло из него изрядно ободранным. Но ведь вышло же! Все, теперь мы просто потечем дальше…
— До следующего водоворота, — сказал Андрей сквозь зубы.
Алексей развел руками.
— Следующий будет уже другим, — сказал он. — Но ведь надо знать хотя бы, куда течешь. И дорогу пробивать — надо… Послушай. Все эти политические соображения, о которых я рассказал — на самом деле чушь. Вермишель незначимая. Хочешь, я главное тебе скажу?
— Попробуй.
— Сейчас попробую, — пообещал Алексей. — Ты думаешь, у меня сомнений не бывает?.. На твоем месте я сам был бы не уверен — стоит ли уходить… если бы экспедиция «Тристана» была единственной. Но это не так. Да–да. Ты этого не знаешь пока… Уже почти достроен «Сид» — сверхдальний звездолет, он пойдет за рукав Лебедя, в сторону Ядра. И еще один корабль того же типа, пока безымянный, пойдет на север, в сторону Галактического Края. Экипажи там предполагаются тоже смешанные. Это целая программа — пока секретная, но долго она такой не останется… Когда я это узнал, я даже подумал, грешным делом, что с «Тристаном» поторопился. Но ладно уж. Все равно и в моей, и в твоей жизни полет «Тристана» — наверняка не последний.
Андрей потряс головой.
— Поразительно, — сказал он. — Хотя если подумать… Тут есть о чем подумать. Спасибо. Не буду я больше отвлекать тебя.
— Пожалуйста, — сказал Алексей. — До старта.
Андрей хотел что–то ответить, но только сделал жест рукой и побрел к своей машине.
Алексей проводил его взглядом и посмотрел на часы. Потом на небо.
Бородач все еще парил, почти невидимый.
Вокруг было очень просторно.
Алексей улыбнулся.
«Тристан» стартовал поздно вечером. Его разгонный двигатель был фотонным: на кораблях с двигателями Лангера антигравы не применялись. Поэтому в момент старта многие жители планеты увидели, как посреди равнины возникает огненная струна. Растет, растет, тянется к черному небу…
Рудольф Бертольд находился в этот момент на шоссе. Он остановил машину, вышел из нее и стал смотреть на горизонт. Долго, внимательно. Он не был путешественником по натуре. К теме звездных открытий он был скорее равнодушен. И все–таки ему было приятно, что в деле, которое сейчас делается, поучаствовал и он.
Аттик Флавий стоял у окна. Он видел перечеркнутое трассой корабля небо, но смотрел внутрь, где ворочалась сложная мешанина чувств. Вроде бы все удалось. Программа дальних исследований запущена, это прекрасно. О смене императора и о переносе столицы будет повсеместно объявлено завтра же. Новая эра. Династия Флавиев. Все было бы хорошо, если бы не левая сторона груди, в которой почему–то щемило, щемило. Еще бы… И все–таки он был счастлив. Как человек, который был приговорен врачами, пролежал много месяцев в постели — а теперь случилось чудо, и он здоров, вышел на дорогу сам, вдохнул свежего ноябрьского воздуха… Все будет хорошо, сказал он про себя. Мы начали. И теперь все зависит только от нас.
Платон Арианит сидел в номере гостиницы вместе с Никой. Он помнил свой разговор с первым помощником «Тристана» и немного жалел, что был так резок. Не надо никого останавливать. Бессмысленно. Куколка уже треснула, и бабочка высунулась наружу. Теперь остается только помочь ей… Страшно, конечно. Новый мир — это всегда страшно. Но где страх, там и надежда. Пусть корабли Одиссея плывут к Геркулесовым столбам — и дальше… Платон закурил и погрузился глубже в кресло. Ника стояла у окна. Платон видел, что глаза у нее мокрые, но не спешил утешать. Тут пока ничего не сделаешь. Победа — это всегда для одних торжество, а для других слезы…
И наконец, Георгий Навпактос тоже наблюдал старт «Тристана».
Он уже отвык от мыслей о космосе, потому что в последние месяцы занимался только поместьем. Перед тем, как пожениться с Мирой, он имел серьезный разговор с главой дома Бериславичей. Тот был, в общем, доволен таким зятем: молодой, с очень приличным чином, неглупый и искренне любящий свою избранницу; а главное, Август Бериславич отнюдь не был самодуром, так что желание дочери стало для него первейшей причиной снять все возражения. Но кое–какие условия он все же поставил. И главным из них была постоянная жизнь здесь, в поместье. Каждый должен заботиться о куске земли, который ему дан богами, — сказал Август. Это главное. Если этого держаться, остальное приложится…
Георгий согласился сразу. Наверное, он пожертвовал бы ради Миры не только службой. Даже если бы еще было чем жертвовать.
Он часто вспоминал первый вечер после бракосочетания. Как он вошел в подаренную им в замке квартиру, скинул свой гражданский сюртук и сразу сел к столу: как будто всегда жили вместе. А ведь и правда — как будто всегда…
Что было бы, если бы мы не встретились? — спросила однажды Мира. Что за чушь, удивился Георгий. Неужели были такие времена, когда мы не были знакомы?.. Это просто ошибка. Ты всегда была со мной, даже если об этом еще не знала…
Жизнь коротка, разлука — безумие, — шептал он, обнимая ее. Мы не расстанемся никогда.
Сообщение о полете «Тристана» пришло по комму, всколыхнув, конечно же, старые воспоминания. Поместье Бериславичей стояло на склоне хребта, обращенном как раз к равнине. От стартового стола его отделяло километров пятьсот — на таком расстоянии пуск можно было увидеть. Уходящая в небо ниточка… Георгий стоял под деревом. На это все–таки надо было взглянуть. Как будто кто–то взрезал небосвод лезвием: яркий след, но вот он уже расплылся, затух… Все. Они ушли. Мы остались. Будь что будет. Природе не нужны ни наши уходы, ни наши возвращения. Главное — каждый раз правильно делать выбор. Да, это главное…
Георгий в последний раз посмотрел на гаснущий след и зашагал вверх по склону, к дому.
