Доминик исподлобья глянул на его презрительно скривленные губы, ослепительно белый халат, безупречную стрижку, начищенные до блеска туфли, и возненавидел его.
Тем временем, врач передернул плечами и прошипел сквозь сжатый рот, про себя, но достаточно громко, чтобы Доминик слышал:
– Я бы дал что угодно, чтобы таких отбросов, как он, уничтожали, как бешеных собак. Разносчики заразы. Проклятье наших городов!
В голове Мэйза вмиг помутнело. Он бы сейчас скрутил этого доктора в золотых очках в бараний рог, и выкинул его прямо в окно, с четвертого этажа! Чтобы больше его не беспокоили никакие отбросы!
Только чудо самообладания удержало его от этого рокового поступка.
Мэйз долго молчал, тупо уставившись в стену над головой доктора, чтобы вновь овладеть собой.
Врач продолжал разглядывать его, пытаясь угадать, где он его видел.
– Он, скорее всего, придет в себя через некоторое время. Здесь у нас больница скорой помощи, так что ему придется покинуть нас. Мистер, если вдруг, совершенно случайно, вы найдете на улице номер телефона кого-нибудь из знакомых этого, с позволения сказать, человека, то попросите их пожаловать сюда и забрать свое сокровище. Иначе, я уже сказал вам, что последует.
– Засудить бы вас за такую профессиональную этикую. – Продолжая в ступоре смотреть на стену, зло пробормотал Мэйз. Про себя, но достаточно громко, чтобы врач слышал.
Тот иронично хмыкнул и резко развернулся, скрипнув подошвами новеньких туфель о пол. Он быстро зашагал прочь.
4.
А ведь это он, Мэйз был виноват в том, что юного гения по имени Ромео Дэниелс приняли за безымянного бродягу. Только он виноват, что этого чистого мальчика причисляли к тем несчастным, «от кого следует очистить наши города».
Сердце Мэйза облилось черной кровью. Только он повинен в том, что светлый ангел пал, и крылья его топтали чужие ноги. Он своими руками разрушил то единственное, что было ему дорого, тот светоч божественной силы, которому он поклонялся, тот неиссякаемый источник созидания, который вдохновлял и его самого. Он своими руками исковеркал, изуродовал, испачкал его. Он извалял в грязи того, кто даровал ему очищение. Он сам истоптал ангела, которого собирался вознести до небес.
Теперь Ромео Дэниелс станет «гомосексуалистом-проституткой, наркоманом, который валялся на обочине, и обслуживал клиентов за дозу»?
И он ничем не попытается искупить свою страшную вину перед ним?
Уйдет домой, как ни в чем не бывало? Сотрет из памяти всякое воспоминание о человеке по имени Ромео Дэниелс, чью судьбу он разорил, как грязный варвар?
Эта мысль поразила его, словно карающая молния олимпийских богов. Мэйз вскочил с подоконника и кинулся вслед за врачом:
– Стойте!
Тот замер и оглянулся с недовольством:
– Что?
– Я! Я заберу его, когда он придет в себя. Сразу же. Я переведу его в другую клинику, к своему врачу. Запишите мой телефон…
Врач воззрился на Мэйза с кривой ухмылкой:
– Так, вы ему, собственно, кто?
– Я? Я его друг.
– А-а, вот как,…тогда понятно.
– Пишите номер! – Не обращая внимания на сарказм доктора, приказал Доминик.
Врач взял ручку и принялся писать под диктовку Мэйза. Когда номер был записан, он снова внимательно посмотрел на Доминика поверх очков:
– Только имейте в виду, знакомый. Ваш дружок – собиратель болезней. Так что, принимайте меры предосторожности, когда будете…общаться!
– Будьте любезны, свои комментарии оставьте при себе, пока я не пришил вам моральный ущерб. Вы не записали имя. – Жестко оборвал его Доминик. Врач скривил губы. – Под номером напишите: «Доминик Мэйз». Позвоните немедленно, как только он придет в себя! – С этими словами, Мэйз развернулся и торопливо пошел к выходу.
Услышав его имя, врач побледнел. Он остался стоять на прежнем месте, растерянно глядя вслед Мэйзу. Теперь он понял, где видел это лицо: оно же смотрело с каждой обложки, с каждой передовицы, с экрана телевизора. Это был «тот самый Мэйз»! Его собственная жена заодно с дочерью были помешаны на нем.
Пальцы его похолодели от мысли, с кем он разговаривал таким мало уважительным тоном, и какая сумма будет ему предьявлена в судебном иске за неэтичное поведение и оскорбление личности, стоит тому лищь пожелать.
5.
Мэйзу, конечно, никто не поверил: кто бы на месте самого популярного героя светских хроник, бросил все на самом пике?
Тем не менее, Доминик Мэйз внезапно исчез из поля зрения не только репортеров, но и коллег и друзей.
Некоторые, особо настойчивые журналисты, которые вели неусыпное наблюдение за особняком Мэйза, констатировали, что время от времени, по утрам в ворота заезжали автомобили с непроницаемо черными стеклами, которые покидали особняк уже затемно.
Но, несмотря на все профессиональные ухищрения, репортерам не удавалось раздобыть никаких подробностей происходящего, ибо нанята была охрана дома, и особняк представлял собой неприступную крепость. Однако было очевидно, что хозяин находился там, а не уехал куда-то на Гавайи, несмотря на упорные слухи.
Но публично Мэйза, действительно, будто не стало. А с ним заодно исчезла и Анаис Роса, мало известная писательница сказок, но знаменитая светская львица и мотоциклистка.
На самом деле, вскоре после того как Ромео пришел в себя в больнице скорой помощи, и его состояние было стабилизировано, Доминик и Анаис забрали его оттуда и перевезли в дом Мэйза.
Им была нанята целая бригада врачей, которые и приезжали в автомобилях с непроницаемо черными стеклами.
ГЛАВА 8.
1.
Добрая половина дома превратилась в больничную палату, в которой Ромео получал весь необходимый уход. Мэйз неусыпно следил за ним и, помогая врачам, сам с рвением ухаживал за единственным пациентом.
Новый мир Мэйза целиком заключался в этой импровизированной палате, в ее пациенте, и в его молодой помощнице с глазами нимфы. Его мысли были поглощены только жизнью Ромео. И еще Анаис.
Со временем, Мэйз ощущал, что сам становился каким-то другим, совершенно новым. Он не хотел спать, не чувствовал голода, он совсем не уставал, глядя, с какой быстротой поправлялся Ромео.
Это происходило на глазах. Здесь однозначно не обошлось без чуда. Душа Доминика успокаивалась мыслями о том, что к этому чуду был немного причастен и он сам. Хотя для того, чтобы терзания вины полностью покинули его, Доминику предстояло сделать еще очень много.
Следуя подспудному наитию, он анонимно сделал огромные пожертвования на лечение сирот, страдающих заболеваниями сердца, и в фонды борьбы с наркоманией.
Но этого ему было мало. Он вдруг почувствовал настоящий, ни с чем не сравнимый вкус жизни. И этот вкус становился острее и насыщеннее с каждой минутой. И он видел и понимал с каждым днем все больше. Открывал целый мир заново.
