– Это было разумно с вашей стороны, – сказала Пия. – В доме Ханны Херцманн действительно кто-то ждал почты. Но, как назло, ее дочь Майке тоже была в доме, когда туда явился этот тип.
– Боже мой! – проговорил испуганно Ротемунд.
– Майке удалось одолеть его и запереть в подвале, он сейчас тоже здесь.
Килиан Ротемунд с облегчением вздохнул.
– Кто это был? Гельмут Грассер? – спросил он.
– Да, именно он. Откуда вы его знаете?
– Он человек Финкбайнера, который выполняет для него разную грубую работу. Он сам был одним из «солнечных детей». Кроме того, он психически болен.
– Где сейчас ваша дочь? Она в безопасности? – спросила Пия.
– Да. Моя бывшая жена ей звонила. Она как раз приехала домой в тот момент, когда прибыла полиция, чтобы меня забрать. – Ротемунд кивнул. – Мне удалось с ней немного поговорить, и она обещала мне пока не выходить из дома.
– Мы обеспечим ей полицейскую охрану, – сказала Пия.
Боденштайн кашлянул.
– Давайте по порядку, – сказал он. – Мы уже кое-что знаем от Бернда Принцлера, мы в курсе истории жизни его жены. Сегодня она явилась на торжество, посвященное юбилею Йозефа Финкбайнера. Застрелила там двоих мужчин и тяжело ранила своего отца.
– Боже мой! – воскликнул пораженный Ротемунд. Эта новость заметно вывела его из равновесия, но он все же сохранил самообладание. – Кого она застрелила?
– Доктора Хартмута Матерна и доктора Рихарда Меринга, бывшего главного судью Верховного суда земли.
– Оба относятся к внутреннему кругу педофильского кольца, – подтвердил Килиан Ротемунд. – Они и еще трое других уже более сорока лет заправляют в этом деле. Именно столько лет они беспрепятственно бесчинствуют. У меня есть длинный список имен и масса доказательств того, что этот список правдив. Михаэла Принцлер поминутно рассказала мне о своих многолетних мучениях, изложив все в письменном виде. Фрау Херцманн и мне в последние недели удалось собрать большое количество доказательств и показаний бывших жертв и преступников, которые подкрепляли историю Михаэлы. Я в последние годы очень интенсивно занимался этой темой, как вы догадываетесь.
На его обезображенном лице выделялись необычайно синие глаза, в которых отражались напряжение и настороженность, мешавшие Пие, когда она устремляла на него свой взгляд, и ей приходилось заставлять себя не отводить глаза.
– Когда Бернд девять лет назад обратился ко мне с просьбой помочь его жене, меня очень заинтересовала эта тема, – продолжил Ротемунд свой рассказ после короткой паузы. – Но я совершенно недооценил, насколько эти люди решительны и опасны. Они со мной расправились. Я потерял все: семью, уважение, работу. Я попал в тюрьму и был осужден за педофилию и за фотографии и фильмы, содержащие детскую порнографию, которые они обнаружили в моем компьютере. Все это было ловко расставленной ловушкой, в которую я слепо попал.
– Как это могло произойти? – спросила Пия.
– Я был в самом прямом смысле наивен[39]. – Он чуть улыбнулся, но улыбка мгновенно исчезла с его лица. – Я доверился не тем людям. Мне подлили в напиток парализующий препарат. Через двадцать четыре часа я очнулся в своей машине с провалом в памяти. Пока я был без сознания, они меня раздели, уложили в постель с обнаженными детьми и сделали фотографии. Это традиционное средство, чтобы держать в узде неудобных людей. Я знаю двоих сотрудников Ведомства по делам молодежи, с которыми произошло то же самое, одного учителя, который хотел заявить о своем подозрении в сексуальном насилии над учеником, и еще минимум троих мужчин. В этом случае нет никаких шансов, так как связи этих людей тянутся в министерства, в экономику, политику и даже в полицию. Они все в сговоре, и не только в Германии. Это дело международного характера, и в нем задействованы огромные деньги.
Он рассеянно рассматривал искалеченную правую руку, поворачивая ее туда-сюда.
– Когда пару недель назад в реке был найден труп девушки, Михаэла решила наконец дать этому делу ход. Бернд позвонил мне, и я сразу сказал ему, что готов принять в этом участие. Мне было нечего больше терять, но, возможно, это давало маленький шанс, чтобы реабилитировать себя. Для этого мы должны были суметь представить общественности доказательства. Через психотерапевта Михаэлы Леонию мы вышли на Ханну Херцманн. Она была в восторге от возможности получить такую сенсационную тему для своей передачи. И хотя мы предостерегали ее, она, очевидно, недооценила опасность этих людей. Точно так же, как и я. Она рассказала об этом своему старому другу юности Вольфгангу Матерну, являющемуся директором программы канала, для которого она делает свою передачу. – Ротемунд вздохнул. – Ханна не имела ни малейшего представления, что отец Вольфганга Матерна Хартмут замешан в этом деле. Я, конечно, знал, что канал принадлежит ему, и сознательно не указал его имя в списке, чтобы Ханна не попала в конфликт лояльности. Кроме того, сначала я не был уверен, можно ли ей действительно доверять. Того, что она в дружеских отношениях с Вольфгангом Матерном и что она расскажет ему об этом во всех подробностях, я тогда, к сожалению, не предполагал.
– Вы считаете, что Вольфганг Матерн напал на Ханну Херцманн? – перебила его Пия.
– Нет, конечно, не он лично. Я думаю, что это сделал Гельмут Грассер. И он же расправился с Леонией. Женщину, в конечном счете, невозможно запугать компрометирующими фотографиями и фильмами. С женщинами эти преступники поступают иначе, чем с мужчинами.
Пия вспомнила об автомобиле с номерами Верхнего Таунуса, который сосед Леонии Вергес много раз видел рядом с ее домом. Машина была зарегистрирована на «Общество солнечных детей».
– Эти «солнечные дети», – спросил Боденштайн, – действительно что-то делают для матерей и детей или это в чистом виде прикрытие для преступной деятельности?
– О нет, они многое делают, – ответил Килиан Ротемунд. – Это действительно грандиозное дело. Они помогают молодым матерям получить образование, предоставляют стипендии детям и подросткам. Но есть также и дети, которые официально там не числятся. Молодые матери исчезают сразу после родов и оставляют своих детей, так как считают, что там они будут хорошо обеспечены. Финкбайнер любит также привозить детей-сирот с Ближнего Востока или из Восточной Европы. Здесь их никогда не регистрируют, они просто не существуют, и никто их не ищет. Они становятся лакомством для педофилов. Михаэла все это знала и называла этих детей «невидимыми». То, что с ними делают, просто непостижимо! Когда они вырастают и перестают представлять интерес для педофилов, то их отдают сутенерам или просто уничтожают.
Пия вспомнила о двух фотороботах, которые были составлены с помощью свидетельницы из Хёхста. Она извинилась, пошла в свой кабинет и вскоре вернулась с распечатками.
– Вы знаете этих людей? – спросила она Килиана Ротемунда.
