— Он столкнул меня в море. Он не хотел меня убивать.
— Но он столкнул тебя в эту страшную яму, в самый водоворот?
— Да.
— Ну и ну.
— Ты откуда звонишь?
— Из «Ворона». Могу сообщить тебе новость.
— Какую?
— Ты слышал про этот суперфильм «Одиссея», который собирается снимать Фрицци Айтель?
— Да.
— Ну так вот, он предложил мне роль Калипсо.
— Как раз для тебя.
— Замечательно, правда? Я давно так не радовалась.
— Желаю удачи. А меня, Розина, оставь, пожалуйста, в покое.
— Оставляю тебя в покое. — И дала отбой. Выйдя из книжной комнаты, я услышал в кухне голоса Лиззи и Джеймса. Дверь была закрыта, но что-то в тоне их разговора насторожило меня. Чуть помедлив, я распахнул дверь. Джеймс увидел меня через голову Лиззи и сказал:
— Чарльз.
Вещий страх пронзил меня. Сердце заколотилось, во рту пересохло.
— Да?
Они вышли в прихожую. Лицо у Лиззи было красное, вид испуганный.
— Чарльз, мы с Лиззи хотим тебе что-то сказать. Как же молниеносно в человеческом мозгу возникают видения катастрофы! За две секунды я прожил долгую пору душевных мук. Я сказал:
— Знаю я, что вы хотите мне сказать.
— Нет, не знаешь, — сказал Джеймс.
— Ты хочешь сказать, что вы очень привязались друг к другу и считаете своим долгом сообщить мне об этом. Отлично, принято к сведению.
— Нет, — сказал Джеймс, — Лиззи привязана не ко мне, а к тебе. В том-то все и дело, потому я и должен рассказать что-то, что должен был рассказать уже давно.
— Что же?
— Мы с Лиззи давно знакомы, но решили не говорить тебе, потому что это наверняка вызвало бы у тебя совершенно беспочвенную ревность. Вот, в сущности, и все.
Я воззрился на Джеймса. Таким я, кажется, еще никогда его не видел. Вид у него был не то чтобы виноватый, но смущенный и растерянный. Я отвернулся и настежь распахнул парадную дверь.
— Вот видите… — начала Лиззи чуть не плача.
— Не перебивайте, — попросил Джеймс.
— Мне кажется, добавить тут нечего, — сказал я. — Ты торопишься с выводами, — заметил Джеймс.
— А что еще прикажешь мне делать?
— Выслушать правду. Я познакомился с Лиззи очень давно, на вечеринке, которую ты устроил по случаю какой-то премьеры. Я тогда оказался в Лондоне, ну и пришел.
— Представь себе, я даже как будто припоминаю этот случай.
— Лиззи запомнила меня просто потому, что я твой родственник. Потом, гораздо позже, когда ты уже ушел от нее и она была очень несчастна, она мне позвонила и спросила, не знаю ли я твой адрес в Японии — ты тогда работал в Токио.
— Я хотела тебе написать, — сказала Лиззи сдавленным голосом. — Это была моя инициатива, я натолкнула его на это.
— Но вы стали встречаться, — сказал я, — вы не только разговаривали по телефону.
— Да, мы встречались, но очень, очень редко, не больше шести раз за все эти годы.
— И ты думаешь, я этому поверю?
— Ему было жалко меня, — сказала Лиззи.
— А как же! Значит, вы встречались, чтобы поговорить обо мне.
— Да, но только, если можно так выразиться, на деловой почве.
— Смотри, какие деловые люди!
— Я в том смысле, что Лиззи интересовало, где ты находишься, как твое здоровье. Ни в каком другом смысле мы тебя не обсуждали. Знакомство наше было поверхностное и отнюдь не в личном и не в эмоциональном плане.
— Не может этого быть.
— Речь шла о тебе, а не обо мне и Лиззи. И повторяю, мы почти не виделись и вообще никакого общения не поддерживали.
— Он просил, чтоб я к нему не приставала, — сказала Лиззи, — а мне иногда так хотелось что-нибудь про тебя узнать.
— Джеймс всегда знал про меня меньше, чем кто бы то ни было.
— Безусловно, — сказал Джеймс, — нам давно следовало бы тебе сказать, что мы немного знакомы. Но ты мог истолковать это знакомство по-своему. Не обижайся, но я ведь знаю, какой у тебя болезненно ревнивый характер.
— Ты очень недвусмысленно дал мне понять, что я уже расстался с Лиззи к тому времени, когда ваше знакомство созрело…
— А оно и не созрело. Но la jalousie natt avec l'amour…
— Это-то верно.
— Что это значит? — спросила Лиззи, все такая же красная, испуганная, несчастная.
— Ревность рождается вместе с любовью, но не всегдаумирает вместе с любовью.
— Но зачем было говорить мне теперь? — спросил яДжеймса. — Могли бы дурачить меня и дальше.
— Я должен был сказать тебе раньше, — повторилДжеймс. — Это вообще не должно было случиться. Всякаяложь таит в себе моральную опасность.
— В том смысле, что рано или поздно попадешься!
— Это было преградой и… — Он поискал нужное слово. — И… изъяном.
— В твоем представлении о себе.
— Нет, в нашей… — Он опять запнулся. — В нашейдружбе и… да, и во мне самом.
— Дружбе! Не знаю, что нас с тобой связывает, но только не дружба.
— И раньше мне казалось, что я должен оберегатьЛиззи.
— Ну еще бы!
— Но теперь… в последнее время сказать тебе сталонеобходимо, ради Лиззи, чтобы устранить всякие помехи.
— Какие еще помехи, черт побери?
— В ее любви к тебе, в твоей любви к ней. Секреты — это почти всегда ошибка и источник порчи.
— И еще из-за Тоби, — брякнула Лиззи.
— О Господи, а Тоби при чем? Это ты про Тоби Элсмира? — спросил я Лиззи.
— Он видел нас с Лиззи в баре, — сказал Джеймс. Этоон выдавил из себя с трудом.
— И вы, конечно, говорили обо мне?
— Да.
— И вы побоялись, что он мне расскажет, и потомурешили лучше рассказать сами! А то бы так и продолжалилгать.
— Мы бы все равно тебе рассказали, — сказала Лиззи. — Мы больше не могли молчать, это стало каким-то кошмаром, для меня, во всяком случае. Сначала казалось, что это такой пустяк и говорить-то не о чем, тем более зная твой характер. И пойми, мы и виделись-то через год по пять минут. И еще я звонила ему, очень, очень редко, узнать про тебя. Как правило, я его вообще не заставала…
— Какая жалость. Оба вы за мной шпионили. С этого, во всяком случае, началось.
— Все было не так, — сказал Джеймс, — но что поделаешь, раз уж начал лгать, так получай по заслугам.
— А когда вы встретились здесь, то сделали вид, что незнакомы. Эту сцену я не скоро забуду!
