— Хорошо сказано, — произнес Офети, — но неверно. Даже величайший торговец, у которого денег куры не клюют, у которого полно женщин и скота, ничто по сравнению с воином. Золото превосходит сталь во всех случаях, кроме одного — когда она в руке. Вот тогда сталь превосходит золото во сто крат.
— Ты учился науке стали, — сказал Леший, — поэтому я преклоняюсь перед твоими познаниями и объявляю тебя победителем в споре.
Леший был знаком с северянами, он знал, как они ведут подобные беседы. Офети заговорил возвышенными словами, едва ли не поэтическими, как делали все его сородичи, когда считали, что состязаются в остроумии. Леший решил, что позволит воину победить и похвалит его за таланты вслух.
— Значит, ты рад, что мы останемся здесь?
— Просто счастлив, — заверил Леший. — Пусть повелитель молнии запретит мне бояться того, что я могу погибнуть жестокой и пугающей смертью.
Офети уселся на бревно и почесал затылок.
— А ты умный, купец. Любому, кто умеет, не угрожая оружием, всучить покупателю товар за свою цену, необходимо быть красноречивым.
— Мое красноречие обычно подкреплялось красноречивыми мечами моих телохранителей, — признался Леший.
— О, они говорят на языке, понятном ка...
— Тихо! — Ворон вскинул руку. — Вы слышите?
— Что?
— Смех, — сказал Хугин.
Леший вертел головой из стороны в сторону, пытаясь уловить какой-нибудь звук.
— Я ничего не слышу.
— Этот смех здесь, — сказал Ворон, — и это ее смех.
— Чей?
— Элис.
— Она с Волком? — спросил Офети.
— Да это просто какой-то древесный дух пытается тебя обмануть, — заявил Леший. — Это...
И тут Леший услышал. Просто выдох, не больше, но это был ее выдох, он узнал.
Офети выхватил меч, стараясь смотреть в землю.
— Заклятие? — спросил Леший.
— Сейдр, — ответил Офети. Леший никогда еще не видел, чтобы великан был так обеспокоен, и купец не на шутку перепугался.
— Что такое сейдр?
— Магия. Женская магия.
— Значит, слабая? — Леший задал вопрос, зная ответ. Он знал, что северяне с большим уважением относятся к своим колдуньям.
Офети только посмотрел на него так, словно купец все же лишился наконец той капли рассудка, какой вроде бы обладал.
А потом они увидели ее. Элис вышла из жидкого вечернего воздуха, мерцая и то и дело исчезая из виду, подобная игре света. Она пугала своей красотой, слишком совершенной, поэтому неземной. То была Элис, но какая-то другая и странная.
— Госпожа, мы хотим защищать тебя, — произнес Леший, вспомнив о награде, обещанной Олегом.
Она стала такой красивой, что Олег, пожалуй, посадит его на престол вместо себя, если Леший приведет ему такую женщину. Внезапно от этой мысли купцу стало тошно. Неужели он не может смотреть на такую женщину, не подсчитывая при этом выгоду от ее продажи? Он одернул себя. Что это творится с практичным человеком, который все меряет прибылью и убытками?
Элис исчезла, и в голове у него прояснилось. Мул остался один, он пасся рядом с драгоценными мечами Лешего.
— Наши лошади, — сказал он, — они пропали.
Глава шестьдесят третья
ВЫБОР ЖЕАНА
Элис положила ладонь на лоб Жеана. Он был холодный, но весь в поту. Жеан непрерывно вращал глазами, как будто стараясь неутомимым движением восполнить потерю зрения.
— У тебя лихорадка.
— Да.
— Она пройдет.
Однако лихорадка не проходила, и Элис сидела, глядя, как Жеан на соломенной подстилке слабеет на глазах. Она сидела тут не одна. С ней были руны, они дышали и пели внутри нее, мелькали на краю сознания. Элис протянула руку к одной из них и позволила ей упасть на ладонь, подобно снежинке. Руна была вырезана в форме чаши, и, взяв ее, Элис решила, что такой чашей запросто можно вычерпать море. Она всмотрелась в ее недра и увидела причину лихорадки Жеана. Амулет. Она разжала ладони, и руна исчезла. Тогда она сняла с шеи Жеана камешек и положила на стол.
Она присела рядом, слушая звон, стоны ветра и грохот океанского прилива, которые издавали руны. Она заснула. Когда проснулась, Жеана не было и наступила ночь.
Элис не ощутила тревоги, однако последовала за Жеаном; она отчетливо видела его следы в лунном свете, посеребрившем лес. Она не разбиралась в следах, просто магия, живущая внутри нее, указывала путь, точнее, делала все другие пути невозможными и немыслимыми — так хозяйка, которая каждое утро на протяжении тридцати лет выходит из дома и поворачивает к курятнику направо, просто не может повернуть налево.
Жеана она нашла среди мертвецов, гниющих человеческих останков. Элис догадалась, что он пришел на запах, она знала, что волки находят мертвые тела невыразимо притягательными.
Исповедник сидел на земле, его слепые глаза безумно вращались, как будто высматривая неуловимую искру света. На коленях лежала голова одного из разбойников.
— Не ешь это, Жеан. Пусть Волк внутри тебя умрет от голода.
Жеан бормотал что-то себе под нос на латыни, то и дело крестя голову мертвого разбойника.
Элис узнала слова псалма и мысленно перевела их с латыни, как всегда делала в церкви, с самого детства: «Объяли меня болезни смертные, муки адские постигли меня; я встретил тесноту и скорбь. Тогда призвал я имя Господне: Господи! избавь душу мою»[29].
Исповедник разрыдался, прижимая к себе голову покойника, словно голову возлюбленной, словно ее голову.
— Жеан, отступись от этого.
— Ты чародейка. Ты меня околдовала!
В его голосе звучала не столько ненависть, сколько тоска.
— Я не околдовывала тебя. Любимый, между нами всегда было так. Мы, цветки из плоти, здесь для того, чтобы расцвести и умереть. Но наша смерть, как и смерть цветов, — она кажущаяся. Мы снова будем цвести, и так будет вечно. Я видела это — руны мне показали.
— Нет никакой будущей жизни, одно лишь воскрешение во плоти через Христа, — возразил Жеан. Он упал на бок и закашлялся. — Я не стану этим... пожирателем трупов.
— Тебе и не нужно. Болезнь пройдет. Вернись, будь моим любимым.
— Она не пройдет. Либо камень, либо чудовище. Я либо ослабну, либо начну пожирать людей.
Элис заглянула внутрь себя. Кто она на самом деле? Сможет ли она вспомнить? Она сохранила воспоминания о девочке, которая испытала бы отвращение при виде того, что она видела сейчас, однако воспоминание походило на дым костра в холмах: далекий, слабый, который вот-вот исчезнет. А в следующий миг она ясно увидела себя. Она — та, кто стоит сейчас рядом с ним. Он сделал ее такой, какой она стала, подобно тому как морские волны придают очертания берегу.
