Они направились на площадь Мобер и вскоре увидели деревянную вывеску в форме книги, где была нарисована волчица, вскармливающая двоих детей.
Оставив книготорговца связанным в лавке, Гастон тщательно закрыл ставнями окно с матовым стеклом и запер дверь.
Достав ключ, взятый у Бреша, он повернул его в замке и вошел. Гофреди распахнул ставни, и в лавке стало чуть светлее. Здесь царил страшный холод.
Книготорговец был по-прежнему связан, лицо и руки у него побелели, словно вымазанные известью.
Гастон разрезал путы. Бреш-Морфи остался лежать, словно оцепенев. Его била мелкая дрожь.
— Мсье де Бреш, я сдержал слово, — объявил Гастон. — Мы освободили мсье Фронсака. И теперь я хочу дать вам добрый совет. Покиньте Париж, покиньте Францию. Правосудие не станет преследовать вас, но найдутся люди, которым очень захочется свести с вами счеты.
Вечером Гастон вернулся в контору, чтобы рассказать Луи об аресте Шантлу. Луиза Муайон и ее братья уже ушли. Луи пребывал в обществе одной Франсуазы де Лепинас, которой он только что продиктовал длинное послание к Жюли, поскольку сам писать не мог из-за мучительной боли в руках.
— Я оставляю вас, — с улыбкой произнесла мадам де Лепинас.
— Мсье Фронсак, будь вы женщиной, я бы в вас влюбилась.
19
Эпилог
На следующий день после этих памятных событий, ближе к вечеру, внушительных размеров карета, впереди и позади которой ехал эскорт королевских гвардейцев, с шумом вкатилась во двор конторы Фронсаков.
Луи чувствовал себя лучше. Он уже встал с постели, и доктор Ренодо заверил, что через несколько дней позволит ему вернуться домой. А пока Гийома Бувье отправили в Мерси отвезти послание, которое написала под его диктовку Франсуаза де Лепинас.
Из окна родительской спальни, где Луи находился в обществе маркизы де Кастельбажак и ее компаньонки, он увидел, как из кареты выходит Туссен Роз, а затем кардинал Мазарини собственной персоной, которому низко кланяется отец. Нотариус устремился во двор, едва увидел эскорт королевских гвардейцев.
— Дамы, к нам гости, — сказал Луи.
Мсье Фронсак лично проводил министра и его секретаря в спальню. Обе женщины присели в глубоком реверансе перед кардиналом, Луи же из-за сломанных ребер сумел лишь слегка поклониться.
— Шевалье, — сказал прелат, одетый в охотничий костюм, — на сей раз я очень боялся потерять вас. — Чтобы позабавить дам, он заговорил с преувеличенным итальянским акцентом. — Но, как я вижу, вы находитесь в весьма приятном обществе, — улыбнулся он, взмахнув рукой.
Луи представил ему своих сиделок:
— Маркиза де Кастельбажак, сестра маркиза де Фонтрая, мадам де Лепинас, ее подруга. Именно они освободили меня, монсеньор.
— Мадам, — сказал министр, кланяясь маркизе, — если бы ваш брат был столь же предан королю, как вы, я перестал бы тревожиться о будущем этой страны.
— Не знаю, что ответить вам, монсеньор, — тихо произнесла Изабо д'Астарак. — Могу только поклясться, что буду отныне верна обоим.
Мазарини склонил голову и добавил:
— Мсье де Лион подробно рассказал мне о вашей роли в этом деле. — Затем он повернулся к Луи. — Шевалье, вы сделали гораздо больше, чем я ожидал от вас. Две шпионские сети, которые могли разрушить шансы Франции в Мюнстере, уничтожены благодаря вам, и мсье де Бриен пришел ко мне сегодня днем, чтобы рассказать о шифре, предложенном мсье де Ферма. Мсье Россиньоль заверил, что ему никогда не приходила в голову мысль о столь элегантной и столь надежной системе кодирования. Он собирается внести туда некоторые элементы собственного изобретения, но в любом случае мы теперь полностью обезопасили нашу дипломатическую почту.[95]Мой секретарь передаст вам вознаграждение. Однако я приехал не только для этого. Я рассказал о вашем мужестве и вашей преданности королеве. Она желает, чтобы вас представили ей. Итак, готовьтесь появиться при дворе через несколько недель.
— Это слишком большая честь, монсеньор, — пробормотал Луи, не ожидавший такой милости.
— Вовсе нет, шевалье. Королева обратится с личной просьбой к председателю де Мему, чтобы пожалованный вам титул маркиза был как можно быстрее утвержден парламентом. — Кардинал вновь повернулся к дамам. — Мне было очень приятно познакомиться с вами. Шевалье, рад служить вам. Мсье Фронсак, окажите любезность, проводите меня…
Министр вышел, обе дамы преклонили колени, а Луи поклонился так низко, как мог.
После ухода Мазарини Туссен Роз приблизился к Луи с письмом в руке:
— Это банковский билет, шевалье. Вы предъявите его Главному казначею, мсье де Ла Базиньеру, который оплатит его по первому вашему требованию. Кроме того, Его преосвященство на ближайшем королевском совете предложит внести вас в список получателей пенсии. Несомненно, две тысячи ливров в год.
В свою очередь он поклонился дамам и Луи, а затем ушел вслед за министром.
Луи развернул письмо. Действительно, это был билет на выплату десяти тысяч ливров.
Он вздохнул. Теперь можно будет купить земли, которые вызывали такое вожделение у Марго. Пенсия же, пусть и незначительная, лишней никогда не окажется, хотя он знал, что большей частью их не выплачивали или же погашали с большой задержкой, настолько острой была нехватка денег в государственном казначействе.
Гастон навестил Луи только на следующий день. Он воспользовался случаем, чтобы остаться на ужин. Помимо Гастона и семейства Фронсак, за столом сидели маркиза де Кастельбажак и мадам де Лепинас, которые сообщили, что завтра собираются уезжать. Главного клерка Байоля и управителя Ришпена не пригласили, поскольку Луи желал, чтобы все сказанное за ужином осталось между сотрапезниками. Прислуживать доверили только мадам Малле и Жаннете Бувье.
Когда обе служанки удалились на кухню, Гастон рассказал о только что завершившемся допросе Шантлу. Допрос был предварительным и без участия писца. Шифровальщик признался, что послал записку Шарлю Мансье, назначив ему встречу в «Сосновой шишке». Там он представил Шарля де Бреша как финансиста, который ищет партнеров для участия в договоре по продаже восьми должностей контролеров винной продукции. Шантлу знал, что Мансье часто вступает в такого рода сделки.
— В «Сосновой шишке» они его напоили, — продолжал Гастон. — По дороге домой Бреш будто бы оглушил беднягу Мансье, а потом повесил на шнурке от галуна. Шантлу поклялся мне, что он не убийца. Преступление задумал Бреш. Он сказал Шантлу, что того подозревают, раз за ним установили слежку. Если придать убийству видимость самоубийства, дознаватели сочтут виновным Мансье, и расследование будет прекращено.
