в ста сорока километрах от крупного мегаполиса, 200 метров до заброшенного завода
– «Чайка», я «прим-два», как принимаете?
– «Прим-два», я «чайка», принимаю чисто.
Вот ползет человек в камуфляже по выгоревшей траве, с пяти метров и не видно. Только рука вылезла на полотно растрескавшегося асфальта, и тут же приобрела его цвет. Хамелеоны работали на все сто, и наблюдающий за окрестностями через камеры и беспилотник человек не видел, как к объекту приближается группа из двадцати человек.
В трех километрах от завода, внутри большого фургона, сидел «прим-один» и руководил передвижением своих людей. За его спиной стоял прямой, как палка, старик и до рези в глазах вглядывался в тактический экран, но ни во что не вмешивался. Он научил этих людей всему и теперь должен был довериться им и не мешать.
– «Прим-один», это «глаз», наблюдателя не обойти. Подтвердите ликвидацию.
– «Глаз», это «прим-один», подтверждаю.
«Свелка», как ее ласково называют любители стрелкового оружия, мягко вздрогнула, и цель, отстоящая от стрелка на два километра, повалилась на землю.
Они не шутили. Объект должен был быть зачищен полностью. Живыми брать никто никого не собирался.
– «Чайка» всем, принимаю чисто. Пошли.
Тени скользнули на территорию заброшенного завода. Расчётное время до конца операции –триста секунд, все решится именно сейчас.
Россия, в ста сорока километрах от крупного мегаполиса, здание заброшенного завода
– Ты хочешь есть!? – мне все же удалось пробить маску спокойной самоуверенности на лице Горгоны.
– А что здесь такого? Закажите пиццу, а лучше две. Я люблю двойной пормеджано.
Я стоял всего в шаге от стены. Если надпись и печать двуликого мне привиделись, то останется только одно: убить их всех. МакГью была неправа. Я могу убить, даже не задумываясь о последствиях. Для этого меня надо хорошенько испугать. И сейчас я напуган! Я очень не хочу ложиться в капсулу с блоком реанимации и контроля функций организма. Не хочу настолько, что готов выпустить всю свою силу наружу.
Если только у меня не будет другого выхода, который мне позволит просто уйти, не отнимая ничью жизнь.
Я оперся левой рукой на кирпичную стену, закрыв ладонью надпись, и, не теряя времени, принялся вливать в нее свою силу. Я не торопился, выдавая слабый, ровный поток. Если я ошибся, у меня должно хватить сил для превращения этого подвала в кладбище.
А вот у моих визави что-то явно пошло не так. Горгона выслушала чей-то доклад через миниатюрную клипсу, сидящую у неё в ухе, и, не обращая на меня никакого внимания, прилипла к мониторам.
Общая суета и оживление только подтвердили мои подозрения. На меня смотрела только Екатерина МакГью, являющаяся здесь скорее гостьей.
– Стас, что с твоей ладонью? – спросила она, и я перевел взгляд на собственную руку. Она светилась неярким голубоватым светом по своему контуру и медленно, миллиметр за миллиметром, погружалась в стену.
Дальше медлить было нельзя. Горгона тоже повернулась ко мне, одновременно давая команды своим людям. Я с трудом оторвал ладонь и посмотрел на старую кладку. Неведомый мне маг, сделавший эту закладку, постарался на совесть, предусмотрев ситуацию, в которой у меня не будет достаточно энергии.
Нужен был лишь толчок, слабый исток энергии, чтобы печать ожила. Руны теперь светились ярко-багровым светом, а печать рядом с ними размазалась в один вращающийся на бешеной скорости силуэт.
МакГью, вцепившись в подлокотники кресла, в котором она сидела, неверяще смотрела на всю эту иллюминацию. Казалось, ее просто парализовало на месте, а вот ее подруга сразу же приняла решение. Три усыпляющих дротика полетели в мою сторону, но бессильно упали, сметенные порывом ветра. Но это сделал не я. Не знаю, что скрывали за собой руны, но печать двуликого явно меня защищала.
На какой-то миг время для меня остановилось. Широко открытые глаза МакГью, ее сжатые и прикушенные губы, бешеный взгляд Горгоны и капелька пота у нее на кончике носа. Ее рука медленно тянется к поясной кобуре.
Я отворачиваюсь от них и возлагаю свои ладони, закрывая руны. Я отдаю все, что у меня есть, до последней крошки, выметая изнутри себя силу, выжимая себя досуха.
Кирпичная кладка тает под моими руками, и я вижу далекое звездное небо. Я сделал все, что мог. Пора уходить, даже не зная, куда приведет меня этот путь.
Я оборачиваюсь, и время снова набирает свой ход. В руке у Горгоны пистолет. Такой знакомый, но сейчас абсолютно не страшный. Я улыбаюсь и делаю один короткий шаг назад.
Ее человек тоже вскидывает оружие, направляя его на меня, но падает. На его одежде расцветают яркие некрасивые пятна. Еще двое пытаются укрыться за рядом капсул, но не успевают, и они, скорее всего, уже мертвы.
Пистолет в руке Горгоны дергается, посылая в меня смерть, но и сама его хозяйка уже мертва, пуля попала ей в левый глаз.
Сильнейший удар в середину груди – так я воспринимаю попадание в свое тело. Я падаю назад, но моя спина никак не может соприкоснуться с полом.
Звезды надо мной, удаляющийся свет и удивительное, бесконечное падение. Я все же перешел грань, отмерянную самому себе. С этой мыслью сразу же приходит успокоение.
И одновременно с этим я бьюсь всем телом о холодную землю. Я не могу дышать, кровь идет горлом, но чьи-то маленькие и безумно сильные руки разрывают на мне рубашку.
– Хиссе! Саарт Хиссе! – жизнь, уже начавшая покидать меня, возвращается рывками и неохотно.
Промерзшая земля вытягивает тепло из моего почти обнаженного тела. Снег вокруг истоптан и замазан кровью. Но это ненадолго. Крупные хлопья танцуют и падают с неба, скрывая нас от всего мира.
Я приподнялся на локте, закашлялся, срывая горло. Та’ лежала на моих ногах, уткнувшись лицом мне в живот. Боли больше не было. Я бережно перевернул ее, притягивая к себе. Ее лицо заострилось, кожа на скулах была натянута, и на ней явственно проступили желтые пятна.
В отличие от меня, она была одета вполне по погоде, и я уложил ее на спину, подстелив под ее невесомое тело тяжёлый меховой плащ.
Быстро обшарив ее сумку, я с облегчением обнаружил самое необходимое – небольшой, правильной формы сапфир, наполненный силой.
Я потянул из него энергию, наполняя себя. Я не пытался лечить своего стража, а надеялся, что энергии хватит на портал до столицы, но созданное мной плетение перехода распалось, не сработав.
Я достал кривой острый нож из-за ее пояса, устроился поудобнее на меховом плаще, положив головку Танго к себе на колени, и вскрыл себе вены на
