подобное — невозможно… И лучше молчите об этом…»
— А отображение твое, Дана, чувствовало определенную тягу хоть к какому-то полу? — спросила Джума.
— Нет, — ответила Дана, — не чувствовало, мало того, мне в этом смысле казалось, что все вокруг совершают странные вещи, для меня непонятные… И от этого, может быть, в голове у меня пошло что-то не так… Видимо, книги, наполненные фантазией, которые я так любила читать, и перышки, не перестававшие передо мной опускаться, натолкнули меня на мысль, что я, может быть, по сущности птица в образе, как вы выражаетесь здесь, бесполого призрака…
— Да, — заметил Пастух, — у телки — реальное мышление, и, думаю, мне не придется втолковывать ей основы основ… Рассказывай дальше, корова…
— Корова… — задумчиво повторила Дана. — Так вот, за окном у меня, возле дерева, поселилась ворона и каркала. Я кидала ей хлеб и куриные косточки, она подходила все ближе и ближе, и, наконец, облюбовала себе подоконник. Мы с Евой разглядывали ее до мельчайших подробностей, ворона же со своей стороны внимательно изучала нас. Что-то, как я говорю, в моей голове было уже не так, и поэтому я решила, что я должна быть вороной, и если я ее съем, то ею и буду… Я поймала эту прикормленную ворону в петлю, скрутила ей шею и спросила у Евы: «Ты умеешь ощипывать курицу?» — «Облей ее кипятком и щипли…» — ответила кукла. «А долго варить?» — «Дольше, чем курицу…» — ответила кукла. «А вермишели добавить?» — «Нет, это будет уж слишком…» — ответила Ева. Я сварила и начала есть, подавляя в себе тошноту, называя это «шикарной похлебкой» и надеясь превратиться в ворону, но после двух ложек и кусочка крыла, давясь, упала в кровать, стараясь удержать в себе поглощенное. Родители, разумеется, чуть не сошли с ума, узнав, что я съела ворону, но никаких особенных действий в отношении меня не предприняли, и только и говорили: «Бедный наш ангел…» Я же, решив, что воронья сущность уже впиталась в меня, покрасила волосы в черный с сединками цвет, сделала челку на лоб, косую, как будто крыло, растворила окно, помахала руками, каркнула и выпрыгнула в это окно, думая полететь.
— И угодила сюда, как раз на семьдесят первый столб! — сказала Джума и прибавила: — Очень знакомо!
— Плохо, что коровы-то не летают! — высказалась Овсянка.
— Нет, — ответила Дана, — как раз я не попала сюда… Это был всего лишь третий этаж, и я покалечила ноги и руки, надолго слегла… Долго потом ходила на костылях, и ноги мои так болели, что в комнате, когда я находилась одна, я двигалась на руках и ногах — вот тут уж действительно как корова. Руки тоже болели, слушались плохо, и, приучая их двигаться, я начала рисовать, с трудом удерживая онемевшими пальцами карандаш и впоследствии акварельную кисть. Двигаясь мало, а кушая много, я постепенно стала полнеть, и так располнела, что движения мои стали какими-то неуклюжими, просто коровьими — я часто задевала предметы, окружающие меня, и они падали, и, ко всему, я забыла сказать: после прыжка в окно я потеряла способность говорить даже простые слова, и только мычала. Теперь мы с Евой мычали обе. Ева дразнила меня: «Ну что за рисунки — рисуешь как корова копытом… Уставилась как корова… Скоро в дверь не пройдешь — вот корова…» Родители говорили: «Коровка наша любимая…» Все это мне казалось несколько оскорбительным, и я отправила Еву назад, в кладовку, к старым вещам, родителей попросила не сравнивать меня с парнокопытным животным, хотя… на самом-то деле я уже чувствовала себя какой-то коровой.
— Нет, вы слышали, телки, пример проекционного мышления! — прервал Дану и возмутился Пастух. — Корова — звучит оскорбительно! Вот до чего доводит проекционный язык! Но ты, Дана, как корова, здесь ни при чем, твоя проекционная тень — это совершенно другое… Рассказывай дальше! Что с тобой было?
— Дальше, Пастух, не было ничего. Я просто уснула, и вот оказалась здесь, увидела столб, попыталась жевать траву.
— А там? Что было последнее там?
— Ну, там последнего не было, все осталось, как было; я сейчас, кажется, уплетаю макароны с какой-то подливкой…
— Ты что же, — удивился Пастух, — ощущаешь себя одновременно в двух плоскостях?
— Видимо, так.
— Пастух, — спросила Джума, — а как могла сущность появиться в реальности просто так, без всяких потусторонних событий, таких, например, которые произошли со мной, с Еленой, с Марией-Елизаветой и, наверняка, с другими, но не помнящими себя?
— Джума, в этот раз ты отстаешь от столбов, — ответил Пастух, — и я думаю, что это последствия воздействия синей травы, которая в итоге притупила твой разум. Не сущность появилась в реальности, но реальность возникла перед коровой — верни себе правильный взгляд на порядок вещей, где ты его потеряла? Но в целом, — сделал вывод Пастух, — я вижу здесь очень недобрый знак для проекционного мира кажется, призраки докатились до поворота своей иллюзорной истории… — и, поднявшись с поверхности, объяснил новоявленной особи: — Я, телка, для начала обязан хоть приблизительно знать, что ты из себя представляешь, но для этого мне нужно увидеть изгибы твоих промежностных линий, которые здесь — куда ты попала — являются низшим и самым простым из тех отличительных черт коровы, по которым о ней можно хоть что-то узнать… И поэтому подними-ка свой хвост, будем определяться…
Дана хвост поднять не смогла, только болтала им, не владея еще, видимо, своим телом в достаточной степени, и Пастух сам поднял хвост, заглянул куда нужно и, не выпуская хвоста, констатировал следующее:
— Сущность тоже бесполая… — причем интонация сказанного выражала не удивление, но какую-то обреченность.
Тут все телки, одна за другой, с нескрываемым любопытством, не стесняясь, сгрудились рассматривать бесполое место новой коровы, после чего, удостоверившись в реальности невероятного факта, впали в такую задумчивость, какой еще не бывало. Глубокомысленное молчание охватило все стадо. Сам же Пастух, отпустив хвост бесполого существа, вопросительно стал смотреть то на одну, то на другую из своих подопечных, как будто ища теперь в них разумного понимания реальности и ответа на повисший в пространстве вопрос, заключавший в себе много вопросов…
Наконец Роза сказала:
— У нее нету «Му»…
— Почему «у нее»? — спросила Ириска.
— Вымя-то намечается… — заметила Анна.
— Да и тушесложение — коровье, — согласилась Джума.
— Может быть, все же, это ангел из плоскости неба? — предположила Овсянка.
— Или смесь собчаков и Оно… — заявила Мария-Елизавета.
— Что тут придумывать, — заключила Елена, — это и есть производная третьего рода от сущностно-проекционных ошибок иллюзорно-реального направления, и значит, просто: Оно.
— Нет, телки, — не согласился Пастух и вынес свое
